Фицджеральд, которая и стала матушкой Люси. Если так, то Бриджет прокляла его, не подозревая о причиненном им главном зле. По сей день несчастная женщина тоскует по утраченной дочери и неустанно обращается к святым за ответом: жива ее Мери или нет. Так что проклятие уходит корнями глубже, чем представляет Бриджет: сама того не сознавая, она прокляла обидчика за более глубокую вину, чем убийство бессловесного животного. Дети действительно отвечают за грехи отцов.

– Но ведь Бриджет ни за что не позволит злому року коснуться ее собственной внучки? Право, сэр, если ваше предположение верно, то для Люси есть надежда. Давайте поедем сейчас же к этой страшной женщине: надо рассказать ей о ваших подозрениях и уговорить снять злые чары с невинной жертвы.

Мне тоже показалось, что это лучшее, что можно сделать, однако прежде следовало убедиться в истинности удивительных совпадений и слухов. Мысли обратились к дядюшке: вот кто знал все на свете и мог дать мудрый совет, поэтому я решил тотчас ехать к нему, но не сообщил мистрис Кларк о созревших в сознании планах, а попросту предупредил о намерении отправиться в Лондон, чтобы уладить наследственные дела Люси, и заверил, что больше, чем когда-нибудь, заинтересован в ее благополучии и все свое время посвящу достижению главной цели. Видимо, теснившиеся в голове мысли помешали словам течь свободно, поэтому мистрис Кларк мне не поверила. Печально вздохнув, дама покачала головой и таким тоном произнесла: «Что же, все в порядке», – что в словах ясно прозвучал упрек. Однако сердце мое хранило постоянство, а уверенность я черпал в любви.

Итак, я отправился в Лондон. Не давая себе отдыха, ехал долгими летними днями и чудесными летними ночами. Сразу же по прибытии в столицу я поведал дяде всю историю от начала до конца, хотя в суете огромного города мистический ужас утратил остроту и трудно было вообразить, что дядюшка поверит в рассказ о страшном призраке, который я собственными глазами увидел за спиной Люси на пустынном болоте. Однако мудрый родственник прожил на свете много лет и успел узнать о самых невероятных событиях. Среди множества таинственных семейных историй ему довелось слышать о случаях, когда невинные люди становились жертвами злых духов, еще более страшных, чем тот, который овладел Люси, поскольку, как он заключил из моего рассказа, двойник не обрел над ней власти: чистая добродетельная душа осталась в стороне от злостного призрачного воздействия. Судя по всему, решил дядюшка, порочное существо попыталось внушить Люси непотребные мысли и спровоцировать непотребные поступки, но в своей чистой девственности она осталась вдалеке от любых дурных проявлений. Зло не затронуло невинной души, хотя, к горькому сожалению, отдалило девушку от общения и лишило любви. С энергией, более свойственной молодому человеку двадцати шести лет, а не умудренному сединами шестидесятилетнему господину, дядя погрузился в сложнейшую историю. Прежде всего он взялся выяснить происхождение Люси, для чего решил встретиться с мистером Гисборном и получить законные доказательства прямого родства молодой леди с Фицджеральдами из Килдуна, а затем постараться собственными ушами услышать все доступные сведения о действии проклятия и о том, предпринимались ли попытки, и какие, по изгнанию злого духа. Он рассказал мне о случаях, когда в результате молитвы и долгого поста порочный самозванец с воплями и причитаниями покидал захваченное тело; поведал о недавних странных событиях в Новой Англии; упомянул о произведении мистера Дефо[30], где изложен ряд способов усмирения призраков и возвращения их туда, откуда они явились, и, наконец, осудил жестокие способы принуждения ведьм снять проклятие. Слушать рассказы о пытках и сожжениях было выше моих сил, и я заявил, что Бриджет вовсе не зловредная ведьма, а измученная страданиями одинокая женщина. Более того: Люси – ее ближайшая родственница, поэтому, пытая огнем или водой бабушку, мы тем самым замучим – возможно, до смерти – внучку, которую стремимся спасти.

После глубокого размышления дядя пришел к выводу, что в последнем умозаключении я прав. Во всяком случае, пытки не должны иметь место до тех пор, пока не будут испробованы все остальные способы избавления. Он согласился на мое предложение самому поехать к Бриджет и все ей рассказать.

В результате я снова поселился в придорожной гостинице возле Колдхолма. Явился туда поздним вечером и за ужином спросил хозяина, что слышно о Бриджет Фицджеральд. Тот ответил, что много лет она вела одинокую и дикую жизнь, а тех, кто оказывался рядом, отпугивала жестокими словами и враждебной манерой. Жители деревни так ее боялись, что беспрекословно исполняли все повеления. Если угождали, их ожидало процветание, а если, напротив, ослушивались приказаний или игнорировали заветы, то непременно переживали неудачи и даже несчастья. Бриджет Фицджеральд вселяла в души не столько ненависть, сколько безотчетный страх.

Утром я отправился к ней. Бриджет Фицджеральд приняла меня на поляне возле хижины с мрачным величием лишенной трона королевы. В лице я прочитал узнавание и даже заметил тень приветливости, но пока не изложил суть своего появления, хозяйка сохраняла каменную неподвижность.

– У меня есть известия о вашей дочери, – начал я, решив сразу обратиться к глубочайшему чувству и не пожалеть красок. – Она мертва!

Суровая фигура слегка вздрогнула, но рука нашла опору в дверном косяке.

– Сама знаю, что мертва, – тихо, почти беззвучно произнесла Бриджет и, на миг умолкнув, добавила: – Слезы высохли уже много лет назад. Так расскажите же о ней, молодой человек.

– Не сейчас, – ответил я, ощущая странную силу в противостоянии той, перед кем в глубине души испытывал ужас.

– Когда-то у вас была собачка, – продолжил я, и эти слова вызвали более активное проявление чувств, чем известие о смерти дочери.

Бриджет подхватила:

– Да, была! Ее собачка. Последнее, что осталось от моей Мери. Несчастное животное жестоко, бессмысленно пристрелили. Бедный Миньон умер у меня на руках. А совершивший преступление негодяй раскаивается по сей день, потому что кровь невинного бессловесного создания проклятием легла на самого дорогого ему человека.

Зрачки ее расширились, словно она впала в транс и увидела проклятие в действии.

– О, женщина! – воскликнул я горячо. – Но ведь этот проклятый, самый дорогой его сердцу человек не кто иной, как ребенок вашей умершей дочери!

Бриджет посмотрела на меня с энергией и страстью, стремясь понять, говорю ли я правду. А спустя миг без единого слова с устрашающей горячностью бросилась на землю и конвульсивно вцепилась в невинные маргаритки.

– Моя плоть и кровь! Значит, это тебя я прокляла! Неужели несешь на себе проклятие?

Лежа в агонии, она продолжала стенать, а я замер в ужасе