Хотел убить меня? Я-то и в самом деле решила, что он уходил меня до смерти, поэтому, когда увидела над собой потолок больничной палаты, несколько усомнилась в существовании действительности.

И где-то в глубине души мне хотелось умереть.

В детстве меня лупили почем зря, мой собственный парень продал меня в сексуальное рабство из-за своих долгов, меня насиловал настоящий псих, и дома теперь у меня не было.

И что тут прикажете делать?

Кроу привез меня обратно на виллу и поселил в комнате с балконом. Он сам перенес меня туда на руках и уложил на кушетку в самом прохладном углу. Рядом стоял столик с книгами. Вместо того чтобы приставить ко мне кого-нибудь из челяди, он лично опекал меня.

– Чем еще я могу быть тебе полезен?

С этими словами Кроу придвинул к моей постели кресло и сел. На нем были джинсы и футболка, но его осанка оставалась безупречной, словно он находился на светском приеме. Я понимала, что он держится из последних сил.

– Я в порядке.

Книга, что я взяла со стола, весила немало – тонну. Даже такая безделица составляла для меня проблему. Боже ж ты мой, во что я превратилась! Все мои силы для жизни и борьбы улетучились. Я очень боялась, что они никогда уже ко мне не вернутся.

– Все наладится, – сказал Кроу, помогая мне удержать книжку в руке.

Он, как никто, понимал, насколько мне важно оставаться сильной и независимой. А тут даже, чтоб взять книгу, мне нужен помощник – о, как же я ненавидела все это!

Я приняла у него книгу и открыла на странице, на которой остановилась. Прочитав абзац, я заметила, что Кроу пристально наблюдает за мной. Он как будто пытался просверлить взглядом во мне дыру.

– Я в порядке, – повторила я, глядя ему в глаза, желая объяснить, что, несмотря на переломанные кости, моя решительность отнюдь не угасла. Стены моего замка еще не рухнули.

Кроу опустил глаза. Все его черты выражали стыд и отчаяние. Да он и не старался сдерживаться, как делал это обычно, позволив своим чувствам свободно литься наружу, словно через треснувшую плотину.

Мне не хотелось смотреть на себя в зеркало, чтобы увидеть следы «работы» Кейна. Судя по припухлостям на щеках и губах, я выглядела той еще красоткой. Глаза дико болели, а один так вообще заплыл. Судя по следам побоев на теле, мое лицо вполне соответствовало общей картине.

Кроу повернул голову в сторону балкона и стал смотреть на виноградники. Он больше не смотрел на меня, но все же следил краем глаза. И хотя у него были дела, он никак не мог решиться уйти, сидя в своем кресле, прямой и неподвижный, как статуя.

– Тебе не нужно сидеть со мной. Я в порядке, – сказала я ему еще раз.

Но Кроу ничего не ответил.

Да, я была не в лучшем виде, но все же не нуждалась в его жалости.

– Кроу, ты можешь идти.

– А быть может, мне надо остаться с тобой, – негромко произнес он, словно не желая, чтобы я услышала его слова.

– Нет, не надо.

– Ты не понимаешь. Ты-то можешь остаться одна, но я не могу. Так что, пожалуйста, позволь мне остаться.

На его скулах заиграли желваки, и он вцепился руками в подлокотники кресла, словно собираясь упасть навзничь.

Мне понравился его ответ, и я углубилась в книгу. На некоторое время в комнате воцарилась тишина – я читала, он сидел в своем кресле. Перед моим внутренним взором все еще стояли его слезы, слезы, которые он пролил из-за меня. И в них я видела отражение самой себя, когда плакала о его младшей сестре. Мы оба с ним плакали – плакали друг по другу. Нас соединяло такое множество нитей, о котором мы даже не подозревали. Но больше это меня не пугало.

И его тоже.

Я едва могла сделать пару шагов.

Черт знает что такое!

Кроу относил меня на руках в ванную. Я была совсем беспомощна. Этакий мешок с костями, который отволакивают в нужную сторону.

Как же мерзко это было!

Солнце скрылось за горизонтом, и вечерний воздух наполнил стрекот сверчков. Поля оживил бриз, зажужжали ночные насекомые. Мне хотелось сидеть так всю ночь напролет и наслаждаться, но я даже не могла как следует раскрыть глаза.

Кроу присел на краешек банкетки и заглянул мне в лицо:

– Может, поспишь?

– Да…

Он взял меня на руки и понес в комнату. Комната напоминала мое прежнее обиталище, но была чуть больше, и, кроме того, тут была ванная.

Я думала, что Кроу положит меня на постель, но он пронес меня через все помещение, занес в свою спальню и устроил на своей кровати.

– Что ты делаешь?

Он уложил меня на спину, приподнял мои ноги и стал снимать с них спортивные штаны.

– Переодеваю тебя ко сну.

– Что, ты хочешь, чтобы я спала в твоей кровати?

Справившись со штанами, он укутал меня одеялом, как это делают с маленькими детьми.

Никогда я не видела от него такой нежности – даже, когда просила «заняться любовью». Затем Кроу разделся сам и лег рядом.

– Да, я хочу, чтобы ты спала в моей кровати.

Он выключил свет, но лег чуть поодаль. Он не стал прижиматься ко мне, так как понимал, что, несмотря на обезболивающее, я мучилась от жуткой боли. Даже легкое прикосновение к руке или ноге было мне неприятно.

– Пока я рядом, ты в безопасности.

В наступившей темноте я попыталась разглядеть черты его лица.

– Уверяю, мне совсем неплохо и у себя.

– А я хочу, чтобы ты спала здесь. Впрочем, если тебе не хочется…

Впервые он дал мне право выбора. До этого было либо его мнение, либо неправильное. Теперь же я стала равной ему, а не его собственностью.

– Нет, мне хочется. Но я боюсь причинить тебе неудобство.

– Мне было бы неудобно как раз в твоей комнате.

Протянул под одеялом руку и нежно прикоснулся своими длинными пальцами к моим.

– Я хочу, чтобы ты всегда была здесь…

Кроу перестал ходить на работу. Целыми днями он торчал дома, не отходя от меня ни на шаг. При этом он даже близко не подпускал ко мне кого-нибудь из прислуги и лично приносил мне обед, купал меня в ванне и болтал со мной.

– Тебе же нужно работать, – сказала я ему за обедом.

Я честно старалась проглотить хоть что-то, но обезболивающие препараты полностью отбили у меня аппетит. Будь я в порядке, я бы смела с тарелки абсолютно все.

– Тебе не нужно постоянно сидеть рядом со мной.

Кроу и ухом не повел. Просто сидел и уплетал салат с сэндвичем.

Поскольку он ничего не ответил, я не стала больше настаивать. Кроу продолжал молча есть. Конечно, с его стороны было очень мило, что он решил лично заботиться обо мне, но в то же время он выглядел каким-то обозленным.