матерью, теперь мы оказались ближе, чем когда-либо. Я наконец разгадала подоплеку каждого из ее слов и поступков. Поняла, ужаснулась и восхитилась. Все это она терпела и делала ради меня. Ради моего величия.

Моя рука скользнула к руке Мауры, и наши пальцы переплелись, делясь теплом. По щеке матери скользнула слезинка, едва различимая в освещенной костром предрассветной серости. Поддавшись волне благодарности и нежности, так плохо мне знакомой, я обняла ее и уткнулась носом в плотную ткань дорожного плаща, пахнущего сыростью и тиной из-за речной воды, в которой мы стирали вещи.

В носу защипало, и я потянулась к потайному карману в поисках капель. Однако Маура мягко остановила меня.

– Учись самостоятельно справляться с горем. Я не поддерживаю Мансура в том, что он дал тебе эти капли с собой. К ним слишком быстро привыкаешь.

Я послушно убрала руку и опустила голову на плечо матери. Она едва ощутимо погладила меня по лохматой макушке и с тяжелым вздохом произнесла:

– Я долго мечтала о мгновении, когда ты обнимешь меня, но не могла и представить, что оно настанет посреди пучины горя, в которой мы оказались.

Я промолчала, отвлекшись на зашевелившуюся рядом Иглу. Распахнув заплаканные глаза и с остервенением вытирая их, она грязно выругалась.

– Если эти медлительные идиоты не откроют коридор сегодня же, я пойду к ним пешком. И когда догоню, убью всех до единого, – бормотала она, с ненавистью глядя на свои мокрые ладони, но после подняла голову и заметила нас с Маурой. – Какие нежности.

Я отодвинулась от матери и направилась к котелку, в котором мы кипятили воду. Пришла пора заварить еще отвара.

Утро, начавшееся с первыми лучами солнца, перетекло в теплый день и вместе с солнцем скатилось к закату. Костер вел себя как подобает и ничем не выдавал магии, которой мы ждали. Чем темнее становилось на поляне, тем меньше воодушевления оставалось в каждом из нас. Игла непрестанно ругалась, как и большинство солдат, за нерасторопность костеривших своих братьев последними словами.

В тайне от Мауры я все же приняла капли и наконец-то обрела блаженное спокойствие. Стоило им подействовать, как костер затрещал и разгорелся, словно в него плеснули горючую смесь.

Мы все сгрудились вокруг огня. Еще минута, и из глубин взбесившейся стихии показалась мужская фигура. Солдат по имени Наим с кряхтением вывалился из костра, но быстро вскочил на ноги. Он выглядел усталым, изумленным и взъерошенным, но довольным. По широкому лицу солдата стекали градины пота, которые он усердно вытирал тыльной стороной ладони.

– Вот это путешествие! Теперь в этой жизни я попробовал все! – ошарашенно выдохнул он, перебегая взглядом с одного лица на другое.

Ансар вышел к Наиму и приветственно похлопал его по плечу.

– Вы нашли Меир-Каиль? – спросил он.

– Знал бы ты, чего нам это стоило. Пришлось драться с десятком разбойников.

– Драться или убегать? – фыркнул Ансар.

– Ты за кого нас принимаешь, командир? Мы их разбили и даже разжились оружием. Бедолагам оно уже ни к чему.

Ансар хохотнул, его поддержали несколько солдат.

– А мы уж думали, что вы, олухи, заблудились по дороге. Ну или звери вас сожрали.

– Или нагнали солдаты, – добавила я, и Ансар тут же почтительно замолчал.

– Думаю, мы здорово обогнали погоню. Наверняка имперская солдатня долго думала, что мы сидим в лесу. Ну или нас сожрала нечисть.

– Узнать бы, сожрала ли она кого-нибудь из них, – буркнула Игла, коварно усмехнувшись. Меня этот вопрос тоже мучил, но ответа на него мы так и не получили – Шурале больше не появлялся на поляне.

– Меньше болтайте. Пора выдвигаться. Я тоже засиделась, – поторопила нас Маура. – Мне нужно уйти, пока не вернулся хозяин. Боюсь, если не успею, он меня не отпустит.

Здесь наши с ней пути расходились. Мы собирались в Адрам, а Маура – обратно, в пещеру. Для всего мира она все еще оставалась мертва.

За пару минут мы вновь собрали мешки, надели теплые походные плащи и выстроились у костра. Я обняла Мауру напоследок, услыхав тихое «Тэле́ сэфа́р», и шагнула в костер. Что же значили слова матери и Мансура? Оба так напутствовали меня в дорогу. Похоже, желали счастливого пути.

Огненный коридор принял меня в жаркие объятия, всколыхнув приглушенные настойкой Мансура воспоминания о кладбище и выгоревшем дотла Зеленом особняке. Я тряхнула головой и упрямо зашагала дальше. За мной по пятам следовала Игла, за ее спиной тянулась вереница солдат, среди которых мелькала белоснежная макушка Гарая.

Огненный коридор питал меня своей магией, окрылял и вселял ощущение могущества. Магия огня Мансура тянулась к моей. В нас обоих текла кровь волхатов, и в эти минуты я как никогда чувствовала крепкую связь с предками.

Коридор тянулся и тянулся, будучи таким же длинным, как тот, что вел нас с вершины горы до Вароссы. Наконец впереди показалась темная точка, постепенно расширившаяся до костра, языки которого рвались к полуразрушенному каменному своду. Я вывалилась из огня, мысленно гадая, когда же научусь делать это грациозно, как Маура.

Стоило отползли подальше, как на пол, покрытый каменной крошкой, шагнула Игла. За ней вываливались солдаты, ругаясь и по-белоярски, и по-старонарамски. По сравнению с ними я смотрелась не такой уж неуклюжей. Когда все, включая женщин из прислуги, оказались в безопасности, мы пересчитались и осмотрелись.

Древняя крепость Меир-Каиль впечатляла. Во времена расцвета Нарама, возвышаясь на горном плато Алаг-Дан, она служила границей между властелином и его рабами… вернее, колониями. Ее охраняли горные духи-защитники, весьма охотно обитавшие возле мощного сиира. Меир-Каиль стала первой в череде побед Белоярской империи, пав вместе с защищавшими Нарам воинами. Наполовину разбитая, она так и осталась одиноко возвышаться остовом былого величия посреди безучастных гор. Годы разрушали ее, и забредали сюда разве что те, кто стремился отыскать сиир, о котором мало кому известно.

Нас окружали полуобвалившиеся стены из белого камня, в которых еще сохранились узкие стрельчатые окна и кое-где остались колонны и своды. Стоило мне отойти чуть дальше, и крыша над головой закончилась. Светлые стены, изъеденные безжалостным временем, стремились в затянутое тучами небо. Ни одной звезды не светило над головой, но на закате отсюда наверняка открывался чудесный вид. Недаром цитадель получила название Меир-Каиль – крепость заката.

Магия, пульсирующая в каждом клочке земли, даже сквозь толстую подошву сапог отдавалась в ступни едва заметными перекатами волн, а тело улавливало тепло даже под дуновениями осеннего ветра. К утру мы наберемся сил от сиира и с первыми лучами солнца выдвинемся дальше. До Адрама около десяти дней пути. Верхом мы добрались