показалось вам немыслимой фантазией. Теперь я спокойно соединяю вас с сей чистой душой, зная, что в ней для вас сохранится огонь радостной любви до конца ее и ваших дней. Все остальное, друг, неважно. Сейчас важна только задача создания новой семьи, в которой так нуждаются чудесные, высокие души, ожидая чистого места для своего воплощения. Помните об этом, и вы выполните обещание, данное мне в Константинополе. А я буду всегда помнить, кому обязан столь многим, кто вернул мне украденное кольцо. Вы же, дорогая, – обратился Ананда к Лизе, – выполните только один мой завет: всегда, везде УТВЕРЖДАЙТЕ и научите своих детей понимать современность, принимать ее, никогда не отрицая.

Искусство поможет вам воспитать своих детей. Оно будет им второй матерью. Не верьте тем, кто будет говорить, что искусство и семья несовместимы. Не делить надо любовь между семьей и искусством, но сливать их воедино, отражая в себе всю Вселенную как единую вечную Любовь, в которой семья и труд для нее, общественный труд и искусство – все лишь аспекты Единой Любви, живущей в нас. Играйте. Играйте всюду и везде как можно больше. Играйте большим толпам народа, отбросив предрассудок: «Выступать на подмостках». Но играйте всегда даром, отдавая все деньги беднякам.

Ананда повернулся к Алисе, слушавшей его с тем вниманием, что граничит с благоговением.

– Вам, мой друг, также дано утешать людей музыкой. Еще молодой вы будете выступать вместе со своими детьми. Забудьте робость, идите с той непреклонной волей, которую передал вам отец. Ничего и никогда не бойтесь. Я еще буду с вами говорить.

– А тебе, Ананда, я у самой двери изловил вот эту парочку беглецов, – со смехом подвел Флорентиец Генри и его мать к Ананде.

– Неужели же, Генри, ты был бы способен еще раз бежать от меня?

– Простите нас, – тихо сказала леди Цецилия и – чего никто не мог ожидать – опустилась на колени перед Анандой. – Мы оба так виноваты перед вами. Не сын виноват, но мать, не сумевшая воспитать в нем самообладания, – поднятая Анандой, продолжала леди Цецилия, склонясь к нему на плечо.

– Полноте, дорогая. Генри славный малый. Если в нем раньше слишком бурлили страсти, то сейчас, за время жизни у нашего друга и Учителя Флорентийца, он уже так вырос в своей чести и цельности, что прежнего сумбурного мальчика и в помине нет. Генри, мой добрый сынок, твои испытания зрелого, честного сердца только еще начинаются, а не кончились, как ты думаешь, – с неподражаемой добротой говорил Ананда. – Немало тебе предстоит испытать. Но ты не один, у тебя не только Флорентиец и я. У тебя еще целое кольцо друзей здесь, и сердца всех тех, кого ты видишь в этой комнате, связаны с тобой многими веками труда и любви.

Правда, до сих пор ты доставлял нам всем немало забот и беспокойства. Но сейчас в тебе уже созрело мужество отдать самому себе отчет в своих поступках. Созревай же дальше, друг, вскоре тебе представится случай проявить героизм сердца и правдивость его.

Радостно и счастливо приветствуемый Николаем и Наль, Ананда сказал ей:

– Вы давно знаете меня заочно, как и я вас. Теперь нам довелось встретиться и уже никогда не забыть, где, как и когда мы встретились. Ваш дядя Али и тот, кого вы теперь зовете отцом, – мой великий друг Флорентиец, – мои извечные наставники. Я всем сердцем приму ваших детей в свои ученики.

И хотел бы для вас только одного: чтобы вы, готовя к жизни детей, не боялись за их судьбу. Нет сильнее талисмана и защиты для детей, чем бесстрашная любовь матери.

Окруженный всеми, Ананда прошел в кабинет Флорентийца, где сказал Амедею, Сандре и Тендлю, каждому в отдельности, по нескольку слов. Он говорил так тихо, что никто другой их не слышал, но лица всех троих засияли, и это ясно видели все.

Через некоторое время, когда Ананда рассказал, что неожиданно получил известие о новых каверзах Браццано и приказ своего дяди немедленно выехать в Лондон, лорд Бенедикт отпустил всех гостей, чтобы переговорить с Анандой наедине и дать ему отдохнуть. Прощаясь с Лизой и капитаном, Флорентиец ласково напомнил обоим, что для них начинается новая жизнь и они по-новому должны теперь встречать каждый расцветающий день.

– Я буду завтра у вас, Лиза, вместе с Алисой, Наль и Николаем. Я знаю необычайное хлебосольство вашего отца и потому даю вам право «по секрету» выдать наш завтрашний визит. Вы же, Джеймс, не беспокойтесь ни о чем. Я помогу вам миновать угрозу помпезного венчания, точно так же, как угрозу путешествия родителей следом за вами в Америку. Будьте счастливы, в добрый путь.

Оставшись вдвоем с Анандой, лорд Бенедикт передал гостю, что в дело о завещании пастора уже вмешались друзья Браццано, которых прислал к пасторше один из друзей ее юности и близкий человек из Константинополя.

– И не только они, – отвечал Ананда. – На одном со мною пароходе прибыли еще двое. Эта парочка получила точное задание похитить Алису. Пасторша в переписке со своим другом четко, со свойственной ей откровенностью характеризовала своих дочерей. Чтобы осуществились адские замыслы Браццано, ему нужна девственница с чистейшим сердцем. Меня не узнали. Полагая, что я не понимаю их языка, они откровенно болтали и о плане женитьбы подосланных юнцов на обеих сестрах, и о немедленном увозе Алисы после венчания.

Подкупить они, конечно, могут пол-Лондона. Я не составил пока плана действий и приму все ваши приказания. Нет ли надежды спасти пасторшу и ее старшую дочь от того ужаса, в котором они погрязают?

– Я испробовал все средства, Ананда. Им сейчас спасения нет: и мать, и дочь давно раскрыли сердце злу. Жажда роскоши, желание блестящей жизни, все использовано и разожжено. Пока обе несчастные не дойдут до дна, ни одна из них не опомнится. Но я думаю, что дно пасторши ближе, и мы с тобой еще сможем попытаться вырвать ее у шайки злодеев. Что же касается дочери, то там слишком глубока связь с Браццано. Себе путы она сама связала, отвергнув дважды мой зов.

– От тех же моих спутников я узнал, что Дженни возьмут как бесплатное приложение к Алисе, которая и есть вся цель. Несчастная Дженни, – прошептал Ананда.

– Да, весь их план нашел пламенного слугу в пасторше. Она пойдет на все, чтобы вырвать Алису из моих рук. Нам с тобой, Ананда, предстоит встретиться в судебной конторе с нею, с Дженни и с теми двумя молокососами. Не может быть и речи хоть о малейшей угрозе для Алисы. Но тех, кого я тебе оставлю, – Сандру, Тендля, – тебе, Ананда, придется защищать, так же как и