же, вызывало смешанное с подозрительностью любопытство. Как рассказывали мне тетушки, некоторые из местных даже просили разрешить заглянуть в окно его комнаты, когда его не было дома. В действительности им, наверное, хотелось узнать, чем может заниматься человек один в четырех стенах. Он об этом не знал, но все-таки чувствовал некоторую проблематичность своего положения. Он опасается, как-то сказал он мне, что мои тетушки заглянут однажды в его рукопись, и тогда он наверняка потеряет их доверие. Он также боится, сказал он в другой раз, что когда в три часа он встает из-за стола, то все понимают, о чем он писал, потому что ему всегда кажется, что он выходит к людям нагой. Он боится, сказал он, смеясь, что однажды его пришибут, как бешеную собаку. Правдой было и то, что местные не могли понять его продолжительные одинокие прогулки. Несколько раз полевой сторож пытался издали проследить за ним, что он, конечно же, замечал. Первым человеком в деревне, с которым он подружился, был пастор. Улыбчивый человек – так называли моего друга деревенские старухи.

Милицейские следователи пришли к выводу, что мотоциклистов было трое. Учитывая условия видимости и недвусмысленные следы, вероятность случайной смерти они считали крайне малой. Тело лежало на песчаном берегу чуть ближе к воде, чем к подпорной стене. Когда река отступает так, как обычно в эту пору, можно увидеть грунт ее русла. Вдоль самой воды тянется широкая полоса песка, затем – более узкая полоса ила вперемежку с камнями, а еще дальше от воды – мелкая галька. Он лежал навзничь на полотенце. Голова достигала полосы ила. Он, наверное, заснул. До этого он, видимо, плавал или по крайней мере окунулся в воду. Плавки были еще мокрые. Трое мотоциклистов, следуя рядом друг с другом на скорости около сорока километров в час, приближались по слегка наклонному каменистому, высохшему от жары берегу. В принципе ехать быстрее по такой почве и невозможно. Они ехали вверх по реке. Одновременно в противоположном направлении, приближаясь к пристани, плыл буксир с несколькими баржами. Берег был, по всей видимости, пуст. Отдыхающих в это время уже не бывает. А местные жители спускаются к реке разве что вслед за гусями или чтобы помыть лошадей. На пристани тоже никого не было. Примерно в шестидесяти метрах от моего друга двое мотоциклистов прибавили скорость. Насколько – об этом эксперты к единому мнению не пришли. Третий последовал их примеру, лишь когда находился от него в сорока метрах. Возможно, он колебался, а может быть, был последним, кто заметил тело. Как бы то ни было, он проехал по его ногам. Средний переехал его по груди, после чего упал и, скользя вместе с мотоциклом, уткнулся в закаменевшую полосу ила. А третий, подскочив на лежащем поблизости плоском камне, приземлился ему на голову. Упавший мотоциклист, сев в седло, сделал большую петлю вокруг тела, по-видимому, чтобы посмотреть на жертву, и только после этого последовал за приятелями. Минут через десять смерть завершила начатую ими работу. Дожидаясь, пока их нагонит третий, двое других, по-видимому, несколько раз оглядывались: на протяжении примерно тридцати метров два следа от шин вихляли, то сближаясь, то отдаляясь. Затем следы снова выровнялись и дальше шли параллельно до самой пристани. Там, перестроившись в вереницу, они въехали на асфальтированное шоссе. Буксир в это время подошел к пристани. С палубы трех мотоциклистов видел моторист. Хотя он не мог даже приблизительно описать их приметы, он все-таки полагал, что это были молодые люди, возможно несовершеннолетние. Позднее он также увидел тело на берегу. Но это не вызвало у него подозрений.

Когда, поднятый по тревоге тетушками, я добрался до места происшествия, криминалисты уже завершили фотографирование и исследование следов. Смеркалось. От берега тело несли на импровизированных носилках. Я шел рядом с ним, сопровождая носильщиков. На то, что от него осталось, я взглянул только один-единственный раз. Одна рука свесилась и болталась. Растопыренные пальцы то и дело касались земли. Мне хотелось ее подхватить, уложить на место. Но я не решился.

Когда уровень воды снижается, местные пацаны часто устраивают вдоль берега настоящие мотокроссы. Каждый мотоцикл в округе был тщательно обследован. Но ничего, что дало бы повод для основательных подозрений, не выявили. К тому же все мужчины в деревне, имеющие мотоциклы или хотя бы права на вождение, в данное время были еще на работе. Лишь один человек, пожилой пекарь, отправился на работу через два часа после убийства, однако он, по другим обстоятельствам, оказался вне подозрений. Кемпинг, что на окраине деревни, в эту пору уже не функционирует, хотя всегда находятся неорганизованные любители гребли, которые разбивают в нем свои палатки. Но и они в эти дни не видели молодых мотоциклистов. Официально следствие закрыто не было, но теперь, три года спустя, надеяться уже не на что. С самого начала у офицера милиции, которому поручили расследование, была уверенность, что искать нужно пьяных хулиганов, причем достаточно молодых. Я не думаю, что кто-нибудь лучше него знал питейные заведения в этих местах. Он искал трех молодых людей, которые в этот день покинули корчму пьяными. Он искал оставленные перед корчмой три мотоцикла. До дня похорон я тоже склонялся к этой мысли.

На местном кладбище моего друга в последний путь провожал реформатский пастор Винце Фитош. Пока он говорил, с деревьев, кружась в чистом воздухе, тихо падала сухая листва. Стоял теплый осенний день с пропитанным запахом дыма ветерком. Людей было неожиданно много. Старушки пели у могилы псалмы. Я смотрел на лица. Смотрел на убитого горем, борющегося со слезами пастора. И на печально известный дом у подножья кладбищенского холма, в котором по причине растущего потока туристов была открыта корчма. Но память о бывших его обитательницах сохранится навеки, поскольку остроумный местный народ называет корчму не иначе, как «Три пизды». Из корчмы доносился перезвон посуды и жирный запах еды.

И тогда в голову мне пришла мысль, точнее сказать, догадка, за которую я с жадностью ухватился. Ведь если бы это сделали пьяные, то это было бы просто унизительной случайностью. И тогда этому не было бы объяснения.

Назвать это подозрением было бы слишком. Слишком слабая мысль, чтобы стать ниточкой, которая наведет на след. Да и не было у меня желания брать на себя роль сыщика. Просто при виде смерти человек ищет объяснения.

По другую сторону могилы, в темном, уже маловатом ему костюме, со смертельно бледным лицом стоял молодой человек. Я хорошо его знаю, поскольку