— Не тронь меня!

— Я научу тебя, как быть послушной. Я приведу тебя к Ричарду, и ты на коленях будешь вымаливать у него прощение. Может, тогда он сжалится над тобой и возьмет в жены.

— Ты не можешь это сделать! Не имеешь права!

— Имею. Ты моя дочь. Заберите ее.

Двое, что были с отцом, подошли к Ариадне.

— Что происходит? — Вдруг она увидела Хаокина с этой дурацкой тележкой.

— Не твое дело, щенок. Иди, куда шел, — закричал Фредерик. Ариадна увидела, как зеленым сверкнули глаза Хаокина. Какая-то страшная буря поднялась в нем, девушка почувствовала. Ей стало не по себе. Ариадна с испугом посмотрела на него и помотала головой. Хаокин нахмурился и тут же сказал Фредерику:

— Я шел к жене. И увидел вас с ней. Отпустите ее, или я зову на помощь.

— Что? Кто ты вообще такой?

— Ксандр. Я уверен, вы раньше слышали такую фамилию — Атталь. Я из этой семьи.

Имя моментально подействовало на Фредерика.

— Неужели? — спросил он. — Не знал, что у них есть родственники. Ты лжешь?

— Вам нужны доказательства? — спросил Хаокин, а про себя проговорил: — Что-то это мне напоминает. — И продолжил с Фредериком: — Хорошо. Вот мое доказательство. — Он показал руку, на которой вдруг появилось кольцо с красным камнем. — Фамильная реликвия.

Дальше общение пошло по-другому руслу. Фредерик и Хаокин начали разговаривать друг с другом, будто они желают получить деньги от женитьбы на Ариадне. Фредерик хотел, чтобы ему заплатили за дочь, Хаокин хотел приданное. Ариадна с любопытством смотрела на этих двоих. Не было похоже, чтобы Фредерик поверил Хаокину. Но к чему тогда этот цирк? Может, не хотел унижаться перед подчиненными, может, испугался Хаокина. Сложно сказать. Но ушел отец даже какой-то расстроенный. Хаокин и Ариадна отправились домой.

— Я часто думала, что скажу отцу при встрече, — произнесла девушка. — Всё, что чувствовала на протяжении жизни. Как терпела их издевки, как я ненавидела их всех и мечтала убраться из дома. Хотела, чтобы меня впервые в жизни услышали: «Вот я! Я тоже человек! Почему меня не считают человеком?» Хотела выразить всю злость, но не смогла даже дать отпор. Отец просто раздавил меня. Будто это я во всем виновата! Как это бесит. Он не считает меня за человека и обвиняет меня в бесчеловечности? Да кто он такой, чтобы обвинять меня? Если бы ты не пришел, я бы не знала, что делать. Он просто наорал на меня, а я ничего путного не сказала в ответ! Я даже в глаза ему боялась смотреть. Не понимаю, что со мной не так! Знаешь, чего я на самом деле боюсь? Когда ты разорвешь связь между нами. Что я стану прежней. Слабой, трусливой девчонкой. Я боюсь этого.

— Ты такая дурочка!

— Ты совсем, что ли?

— Я не в том смысле, — проговорил Хаокин как можно мягче. — Разве ж такой ты была? Слабой и трусливой? Серьезно? Думаешь, ты от меня свой характер получила? Не-а. Знаешь, какой ты была? Ты ведь спасла меня от людей, которых боялась всю жизнь. Притом, — он усмехнулся, — мне показалось, это было из вредности. Вроде: «Мой питомец. Только я могу его обижать». Помню, когда тебе показали жениха, ты спела при отце песню. И там были такие слова: «Ну же, убейте меня… А иначе я сама вас придушу». — Он рассмеялся. — Не-а, Ария, люди не меняются, меняются их взгляды. В нашем характере есть какой-то нерушимый каркас, на который клеится всё остальное. Ты всегда была такой: своенравной, переменчивой и, можно даже сказать, с добрым сердцем. Просто в ту ночь ты чуть не умерла. И, значит, уже не могла жить прежними мыслями.

Они шли молча. Ариадна всё прокручивала в голове разговоры с отцом, с Хаокином. Нужно было что-то сказать. Молчание убивало.

— А это забавно, что ты назвался Атталем, — сказала она наконец. — Это последний род, в который я могла бы войти. Атталей, вроде, оставалось всего двое, муж и жена, и те бесплодны.

Хаокин задумался и через некоторое время проговорил:

— Да, если так подумать, Аттали просто вымерли в Феверии. Я читал свитки, и когда-то этот род процветал. Потом одни уехали, другие как-то умерли, третьи еще чего-то. Николас ведь был единственным ребенком в семье, последний Атталь, надежда, так сказать.

— Это тот бесплодный мужчина?

— Ну почему бесплодный? У него были дети. От жены — Мэри Авиафины. Из-за них, кстати, и свадьбу сыграли, — говорил Хаокин. — Вокруг Мэри, конечно, все носились, пророчили смерть при родах и ей, и ребенку. Слишком юный возраст. А она сама верила во всё это, хотя муж пытался ее переубедить. Твердила: «Не хочу умирать, ничего не узнав в жизни. Я даже не видела море, Николас. Я даже не видела моря», — говорил Хаокин печально. И Ариадне почему-то казалось, что он пересказывает чью-ту прочитанную не раз историю. — И Николас решился, собрал ночью вещи, взял жену и, никому не сообщив, уехал на море. Мэри была на седьмом месяце, а на восьмом начались роды. И никто не умер. А родились здоровые мальчики, Альт и Джоуи. Они начали жизнь свою у моря, и так их и тянуло туда постоянно…

Вот последняя фраза Ариадне показалась уже размышлением самого Хаокина.

— А Ксандр? — спросила она.

— А. Он. Он родился несколько лет позже. Уже около Дюжинки, в родовом поместье Атталей. Тот год был годом голода. Годом смерти. Говорят, вороны в тот день бились головой об окна. То ли так есть хотели, то ли с собой кончали.

Опять же. Сначала — пересказанный текст. Последняя фраза — его личное мнение.

— Ну а что дальше было?

— Что дальше? — задумался Хаокин. — Не помню. Сплошные солнечные дни, детство. Уголок рая на земле. Еще один ребенок — долгожданная девочка. С утра сообщили, что мать рожает, а ребенок всё не появлялся. И вообще всё было… как обычно. Солнце светило, на небе ни облачка. А затем начались крики, мальчишек согнали в другое здание. Слуги по дому носились, а на дворе — ливень, гроза. А затем им сообщили: «У вас теперь есть сестренка. Элеонорой звать».