Глава восьмая

- Теперь запомни, Сумита. Нам нужен доступ к Хириану и его торговым точкам.

- Я понимаю это, Тирета.

- Ну, если дела так плохи, как говорит Джоланна, тогда мы должны убедить мастера Мануара одобрить наше вступление. И обеспечить соблюдение требований хартии о том, чтобы нам был предоставлен справедливый доступ и полная защита закона, пока мы здесь.

- Тирета, - сказала Сумита с преувеличенным терпением, - я была там, когда мэр Ялит обсуждала с вами всю поездку. Я знаю, почему мы здесь, хорошо?

Тирета Магланфресса прикусила язык. Она знала, что только ее собственное беспокойство делало ее такой настойчивой. Но все же...

- Может, мне стоит пойти с тобой, - нервно сказала она. - Я уже встречалась с мастером Мануаром раньше. Может быть, я могла бы...

- Тирета... - начала Сумита, затем явно заставила себя остановиться и глубоко вздохнуть.

- Послушайте, - сказала она тоном человека, который обеими руками цепляется за собственное самообладание, - мэр обсудила все это с нами, прежде чем отправить нас сюда. Она и городской совет совершенно ясно дали понять, что ситуация стала настолько плохой, что нам пора занять официальную позицию. И я, Тирета, как офицер городской стражи, занимаю официальное положение, которого нет у вас. Таким образом, я установлю первоначальный контакт с мастером рынка, а вы - нет. И обещаю, что не буду хватать его через стол и перерезать ему горло, как бы он меня ни провоцировал.

Тирета начала говорить что-то еще, затем закрыла рот с почти слышимым щелчком, когда Сумита впилась в нее взглядом. Пожилая женщина вообще не особенно любила мужчин, особенно тех, кто занимал руководящие посты, и ее разочарование было слишком очевидным. Но Тирета никогда не сомневалась, что это - как и сопровождавший ее гнев - было направлено в первую очередь на ситуацию, которая спровоцировала эту поездку, а не на нее.

Что не заставило ее почувствовать себя намного лучше, когда она кивнула, принимая приказы Сумиты.

- Хорошо, - проворчала Сумита, и Тирета, кутаясь в свой плащ, напряженная и несчастная, стояла рядом с тележкой и смотрела, как Сумита крадется в кабинет управляющего рынком. Пара горожан увидели приближающуюся Сумиту и быстро убрались с ее пути. В отличие от Тиреты, Сумита была одета в чари и ятху дев войны без плаща или пончо, несмотря на моросящий холод. У нее также было мрачно-решительное выражение лица... вместе с ее мечами, удавкой и патронташем с метательными звездами. Никто не собирался принимать ее за кого-то, кроме того, кем она была - опасной личностью в плохом настроении, - и Тирета хотела бы убедить себя, что это хорошо.

Ее способности к самоубеждению, казалось, не справлялись с этой задачей, и ее саму не очень заботило выражение лица старшей девы войны. Не улучшил ее настроения и тот факт, что Сумита была выдвинута на эту поездку Сэйретой Кирэйлинфресса, лидером фракции совета, наиболее выступающей за жесткую позицию по отношению к Трайсу из Лорхэма. Она знала, что мэр Ялит сама хотела быть уверенной, что Кэйлата послала кого-то, кто выдержит любую попытку запугивания, но Тирету беспокоила политика выбора. Она не могла отделаться от ощущения, что истинная причина, по которой Ялит назначила Сумиту главной, заключалась в том, чтобы притупить все более громкую критику ее собственной, менее конфронтационной политики со стороны фракции Сэйреты. В этом случае Тирета была твердо согласна с мэром, и ее беспокоило, что Сумита не была согласна. С другой стороны, она знала, что ей никогда не нравилась любая конфронтация, будь то физическая или чисто словесная, так что, возможно, она реагировала слишком остро.

Она спрятала свои тонкие, умелые руки под плащом, слегка потирая их друг о друга, чтобы согреться. Весенний день в полдень был достаточно прохладным, солнце стояло прямо над головой. Теперь, когда поздний полдень переходил в вечер и вездесущие облака этой проливной весны снова поднимались с запада, в воздухе начинало виднеться дыхание Тиреты. "Это будет ужасная ночь, если нам придется спать под тонкой защитой брезентового чехла повозки", - с сожалением подумала она, и, судя по воинственному выражению лица Сумиты, вполне вероятно, что именно это они и собирались сделать.

Не в первый раз Тирета пожалела, что не проявила хотя бы каких-то способностей к оружию и самообороне, которые должна была пройти каждая кандидатка в девы войны. К сожалению, она этого не сделала. Ее инструкторы сделали все, что могли, но в душе Тирета была мышкой, а не директрисой. Как выразилась Даранна, старший инструктор, Тирета была одной из тех людей, чья лучшая первичная защита заключалась в том, чтобы быть невидимой, потому что она просто не могла заставить себя попытаться причинить кому-то вред, даже в целях самообороны. Даранна была так добра, как только могла, и каким-то образом провела ее через обязательное обучение, но в конце было слишком очевидно, что она считала Тирету кем-то, кого никогда не следует выпускать без охраны. Типа Сумиты, предположила она.

На самом деле, Тирета согласилась с Даранной. Были времена, когда она все еще не могла поверить, что вообще нашла в себе мужество сбежать к девам войны, несмотря на все, что сделал с ней ее отчим. Она, вероятно, не справилась бы с этим даже тогда, если бы ее младший брат Бартон не согласился - на самом деле настоял, чтобы она позволила ему - сопроводить ее в Кэйлату, ближайший вольный город дев войны. Мэр Кэйлаты в то время была глубоко удивлена, обнаружив, что член ее семьи мужского пола активно подстрекает ее к бегству. И удивление превратилось в изумление, когда мэр обнаружила, что побег Тиреты к девам войны в первую очередь был идеей Бартона. На самом деле, мэр была подозрительна и изначально не склонна принимать Тирету, как будто она боялась, что Бартон был частью какой-то сложной ловушки или схемы, направленной на дискредитацию дев войны. Но затем мэр получила отчет от старшей целительницы Кэйлаты о состоянии Тиреты.

Это было свидетельством неудачного выкидыша двухдневной давности, который превратил подозрительное сопротивление мэра в сердитое согласие. К ее чести, мэр даже не предположила, что это может быть месть Бартона, чтобы "отомстить" за Тирету. Без сомнения, значительная часть этой сдержанности проистекала из того факта, что девы войны, как и их покровительница Лиллинара, считали, что женщина сама обязана добиваться возмещения причиненного ей вреда. Но ужасные, калечащие