Шрифт:
Закладка:
Я вошел в большую выбеленную комнату, с разноцветными стеклами, которые отбрасывали причудливые блики повсюду. Вдоль стен стояли низкие диваны, покрытые коврами. Середину комнаты занимал большой стол, заваленный географическими и игральными картами. Тут же был разложен пасьянс не меньше как из двенадцати колод. Возле стола в глубоком кресле сидел сам разбитый генерал Антон Деникин, о молниеносном походе которого на Москву писали газеты всего мира больше, нежели о походе Наполеона, и который, как Наполеон, теперь остался в одиночестве. Когда я вошел, генерал громко читал какую-то книгу, похожую на Библию. Увидев меня, он воскликнул с театральной горечью:
— Поздно! Вы являетесь слишком поздно, капитан. Теперь весь флот Великобритании вряд ли может помочь делу.
— Англичане никогда не опаздывают, генерал, — сказал я без малейшей иронии. — Мистер Уинстон Черчилль прислал меня к вам, чтобы просить пожаловать в Лондон. Вряд ли вы могли бы воспользоваться этим приглашением раньше.
— Верно, — ответил Деникин. — Пожалуй, для меня самое лучшее поехать в Лондон. У меня есть много упреков вашему военному ведомству, но еще больше комплиментов. Скажите, ведь вы, англичане, все-таки потратились на нас?
Я согласился с этим, генерал предложил мне сесть и выкурить сигару. Это была английская сигара среднего качества, как, впрочем, и рубашка на генерале. Мог ли я не узнать этих вещей, которые тысячами проходили через нашу комиссию?
Мы начали беседовать. Деникин интересовался лондонскими настроениями, закулисными разговорами, парламентом. Мне же надо было узнать от него причины поражения.
— Мужики не хотели драться за нас, — сказал генерал, когда я задал ему вопрос об этом. — Большевикам не нужна земля, и они пообещали отдать ее деревне. Мои же офицеры требовали другого. Они бредили своими усадьбами. Я пошел за офицерами, конечно, и вот вы видите…
Он печально вздохнул и развел руками. Потом он рассказал мне о своих блистательных победах и небывалом в истории отступлении. Временами слезы текли по его щекам, он вскакивал, хватал со стола карту Московской губернии и кричал, размахивая ею:
— Вперед… Через неделю мы в Москве… Россия, вся Россия будет нашей…
Наконец, он выбился из сил, тихо сел на диван и сказал:
— Все кончено. Я рад, что мне оставлена каюта до Лондона. Боже мой, как любезны англичане… Сейчас я сделаю то, чего не решался сделать неделю.
Он нашел на столе какую-то бумагу, подписал ее и закричал:
— Малов…
Явился казачий офицер, из тех, что сидели в приемной.
— Дело сделано, Малов, — сказал Деникин. — Я уже больше не главнокомандующий всеми силами. Передай этот приказ куда следует.
Офицер вышел, Деникин прошелся по комнате. Потом он остановился передо мной.
— Вы видели? Я только что подписал приказ о назначении главнокомандующим генерала Врангеля. Они давно хотели этого, но я упрямился. Ваш приезд дал мне силы поставить свое имя на этом позорном документе.
Я ответил:
— Приглашая вас в Лондон, мистер Черчилль как раз имел в виду, что вы перед отъездом выполните эту маленькую формальность. Второе наступление под вашим командованием невозможно.
В ответ на мои слова генерал промолчал. Потом уселся рядом со мной и начал расспрашивать о Лондоне. Он интересовался, можно ли достать там небольшую теплую квартиру с окнами на южную сторону. Я ответил утвердительно. Он засмеялся и сказал:
— Теперь я мечтаю о тихой пристани. За последний год я натворил достаточно. Если я все это опишу в книге, ее будут покупать.
Видно было, что он уже примирился со своей судьбой. Он расспрашивал меня, почем в Лондоне дрова и масло, и есть ли там бани. Но вдруг он опять перешел на политику.
— Как вы думаете, капитан, — спросил он неожиданно, — теперь, когда Англия официально оставляет нас, могли бы мы рассчитывать все-таки хоть на какую-нибудь поддержку с ее стороны? Иными словами, дадите вы Врангелю гроши?
— Меня не уполномочили говорить на эту тему, — ответил я. — Но мне кажется, что пока жив мистер Черчилль, поддержка будет. То есть Англия не откажет в помощи, если хоть сто человек соберутся драться с большевиками.
— Вы в этом убеждены?
— Совершенно.
— Малов! — закричал Деникин неистово.
Офицер показался на пороге. Видимо, он подслушивал нас, хотя я нарочно оставил Рейли в приемной, чтобы ничего такого не было.
— Малов, — сказал Деникин, тяжело дыша. — Вернуть приказ. Не все еще кончено. Кажется, я остаюсь…
— Невозможно, ваше превосходительство, — ответил офицер. — Приказ отправлен в штаб на мотоцикле. Несомненно, он уже там.
— Изменники, — сказал генерал и опустил голову.
Потом поднял руки к небу и, немного пританцовывая, запел:
— Пропадай моя телега, все четыре колеса. Мать Пречистая Богородица! Идемте завтракать, капитан!
В соседней комнате был накрыт стол, без претензии, по-военному. Мы пили русскую водку и закусывали ее кислой капустой. Генерал сам резал на толстые ломти копченую колбасу и ел с аппетитом, громко чавкая. Вдруг он выплюнул на тарелку пулю.
— Они обстреливали обоз из пулеметов. Но мы дорожили провизией больше, чем территорией, — сказал он, как бы извиняясь.
Шутя, я спросил, не отравлены ли пули.
— Что вы, что вы! — засмеялся генерал. — У большевиков нет никакого яда. У них вообще нет ничего. Тульский завод сидит на голодном пайке. Они употребляют ружья главным образом для того, чтобы драться прикладами. Впрочем, если вы боитесь колбасы, я вас угощу шашлыком.
Он ударил кулаком по столу, и солдат внес шашлык — сочное баранье мясо, зажаренное на штыке. Генерал пил мало, но подливал мне с ожесточением.
Мы расстались с ним друзьями, и он просил меня не забывать его в Лондоне.
Вернувшись на "Зодиак", я начал писать подробный доклад о положении дел. Кроме того, я послал в министерство на имя Черчилля зашифрованную телеграмму. Я сообщал министру, что, несмотря на перемену командования, на успех рассчитывать трудно. Я рекомендовал оказать дипломатическое давление на Москву и добиться перемирия с тем, чтобы за это время Врангель успел развернуть крылья. До этого я советовал воздержаться от разгрузки "Зодиака".
Эту телеграмму я передал по радио в Константинополь. Дальше она пошла через аппараты наших стационеров, которые поддерживают непрерывную связь с Лондоном.
26 марта. Снова я съезжал на берег и снова имел случай убедиться, что карта Белого движения бита. Новый поход на Москву — бессмыслица. Да и нам трудно снабжать эту орду, пока она будет танцевать кадриль между Москвой и морем. На имя майора Варбуртона я дослал телеграмму, что дальше на белых надеяться нельзя. Необходимо изобрести новые меры борьбы с большевиками.
Я
