периодически поводит рукой, словно робот, публика выглядит скучающей, мощный голос Силлы плохо умещается в ее теле, а еще она странно поджимает губы. Кто угодно мог бы меня полюбить. Так почему не ты.

* Это троп *

20/12/10

Затмение

За час до начала лунного затмения я села медитировать. Я еще не до конца оправилась от перелета, так что первые полчаса пришлось нелегко – просто пыталась не заснуть. Но потом сонливость прошла, я настроилась на комфортный ритм дыхания – а затем без предупреждения мое сердце приоткрылось. Мне явился образ отколовшейся глыбы угля, и я почувствовала такую любовь, любовь вообще, а потом подумала о буддисте и почувствовала любовь и к нему. За обидой и яростью я ощутила ядро, полное неизменной любви. Потом мой увесистый кот Тед забрался ко мне на колени и начал мять лапами внутреннюю поверхность бедра – было больно, будто он не спеша вырисовывал на мне синяки. Я пыталась не обращать на него внимания и надеялась, что он успокоится и сядет, но кот продолжал мять мою ногу, да еще вдобавок начал тыкаться в предплечье носом, словно пытаясь подложить свою голову мне под руку. В конце концов я сдалась и погладила Теда. Он был очень ласков. Через полчаса после начала затмения я сделала фотографию с площадки. Тень не видно, но она там есть.

21/12/10

Закругляюсь, часть 1

Зимнее солнцестояние – пора закругляться с темой буддиста, паковать вещи и двигаться дальше. Из Блейка я впервые узнала о пути пресыщения – делать что-то, пока не станет тошно, и за этим последует трансцендентность – уже бы и хватит писать о буддисте, но тем не менее мне хочется финала, в котором всё бы сошлось. Какое еще заключение я могу сделать кроме того, что весь этот процесс многократно приводил меня к заключению, что в душе ничто никогда не заключается? Я никогда не пойму, как и почему этот человек появился в моей жизни, кем он был, как исчез, в чем состояла моя роль. Лучше ли мне или хуже от того, что я с ним знакома? Изменил ли он меня хоть как-нибудь? Нельзя однозначно охарактеризовать буддиста: как только я пытаюсь прикоснуться к нему, он растворяется в воздухе и собирается вновь вне пределов моей досягаемости. С ним я одновременно испытывала и глубокое отчуждение, и глубокую нежность. Я в исступлении металась между желанием и тревогой. В конце концов тревога победила.

Последние пару недель зачитываюсь книгой «Двойное зеркало: Путешествие скептика по буддийской тантре» (The Double Mirror: A Skeptical Journey into Buddhist Tantra) Стивена Баттерфилда. буддист практикует тантру, но когда я спросила его, что такое тантрический буддизм, он не ответил. Баттерфилд углубленно изучал тантру, но затем бросил обучение. «Двойное зеркало» отличается от типичной истории о человеке, сбежавшем из секты, тем, что Баттерфилд – умный, тонко чувствующий писатель, который отвергает не сами учения, но бездумное им следование. Его книга – подробный рассказ человека, который получает суровое духовное образование и одновременно борется с сомнениями. Сомнение – скелет в шкафу всех закрытых систем, грязный секретик, который участники группы должны скрывать, чтобы получить доступ к тайным знаниям и избежать унижений и изгнания. Баттерфилд приходит к выводу, что сомнение необходимо – так учения продолжают жить и остаются значимыми. Я не раз узнавала буддиста на страницах книги Баттерфилда: вплоть до языка тела, понимающих улыбок и насмешек над моими слабостями. Баттерфилд рассуждает об элитизме внутри секты, о жесткой иерархии, ставших привычными скандалах, связанных с сексуальным насилием и злоупотреблением веществами, одобряемом когда-то промискуитете (он служит той же цели, что и принудительное безбрачие, – разорвать супружескую связь), духовном превосходстве и трудностях в установлении близких связей с другими последователями. Когда Баттерфилд изложил буддистский идеал отношений, я поняла, что буддистская подруга из меня никудышная – впрочем, быть хорошей я бы и не хотела. Находчивые объяснения буддистских принципов и социологии (американизированного) тибетского буддизма в книге Баттерфилда помогли мне не только понять лексикон буддиста, но и узнать, откуда проистекали его критические замечания в мой адрес. Я поняла и его комплименты: скажем, когда я говорила что-то, что он одобрял, он называл это «ясным».

Поначалу это было болезненное чтение, но постепенно я втянулась; Баттерфилд и его книга по-своему хороши. «Двойное зеркало» – искусное сочетание личного опыта, критики и репортажа. Баттерфилд щедр на подробные рассказы о своей жизни, комплексах и проебах, о болезни легких, от которой выполнение тантрических упражнений превращается в пытку. Он объясняет буддийские догмы и всю сложно устроенную систему тибетских божеств и духов через призму сугубо личного восприятия. Я лично ненавижу объяснять; даже просто описывать эту книгу – мука, сразу же хочется перейти к грязным подробностям, но в письме не обойтись без строительных лесов. Одно из лучших мест в книге – где Баттерфилд описывает серию строгих упражнений в рамках его углубленной программы; всё начинается с 108 000 простираний, выполнение которых заняло у него три с половиной года:

Необходимо сложить ладони в анджали-мудре, коснуться ими лба, губ и сердца, повторяя: «Я принимаю прибежище в Гуру, я принимаю прибежище в Будде, я принимаю прибежище в Дхарме, я принимаю прибежище в Сангхе», и затем простереться по всей длине коврика или доски, вытянув руки и ноги и касаясь лбом пола. Всё это время необходимо визуализировать родословное древо впереди, отца справа, мать слева и злейшего врага позади вас. Поднявшись после простирания, нужно отсчитать одну бусину на четках. Осталось всего 107 999.

Выполняя задания, достойные Психеи, что разбирала перемешанную кучу чечевицы, бобов и зерен, Баттерфилд испытывает сомнение, гнев, измождение и экстаз. Я следила за психологическими и духовными метаниями Баттерфилда с тем же восторгом, с которым читала свидетельства вьетнамских военнопленных о выживании в бамбуковых клетках. Есть некий героизм в глубокой самоотдаче. Баттерфилд сравнивает тантрические упражнения с тренировочным лагерем, где уничтожают человеческое эго и делают из ученика хорошего буддийского воина. Он считает, что привлекательность тренировочного лагеря недооценена. С тех пор, как я овладела лексиконом подобных практик, блуждая по просторам интернета, я обнаружила, что буддист ведет ретриты именно в таком духе. Чем больше я читаю книгу Баттерфилда, тем более Другим кажется буддист; я как будто пыталась быть любовницей невероятно сосредоточенного, изящного богомола.

22/12/10

Закругляюсь, часть 2

Ближе к финалу «Двойного зеркала», когда Стивен Баттерфилд