На смену ему пришел – буквально – юный принц Манко Инка, один из немногих уцелевших родичей Инки Уаскара. В сопровождении очень скромной свиты молодой человек вышел навстречу войску Писарро и предложил свои услуги в борьбе против сторонников Атауальпы. Для конкистадоров это был настоящий подарок. Теперь они могли появиться под стенами Куско не как оккупанты, а как освободители! Писарро с пониманием отнесся к положению Манко Инки, поспешил выказать ему сочувствие и заверил юношу, что конкистадоры явились в его страну «…не ради собственной выгоды, но чтобы положить конец несправедливостям, совершенным по отношению к [принцу] и с целью освободить народ Куско от тирании».

Удача в который раз улыбнулась Франсиско Писарро. Благодаря поддержке Манко Инки отряды конкистадоров вступили 15 ноября 1533 года в столицу Тауантинсуйу без боя. Правда, днем ранее гарнизон под командованием талантливого инкского военачальника Кискиса успешно атаковал конный авангард испанцев, но на генеральное сражение защитники Куско не решились и ночью покинули город, оставив его на милость пришельцев, чтобы возобновить сопротивление позже.

Чутье не подвело Писарро. Для столичной знати оккупантами все это время были именно «северяне» Атауальпы, и потому провозглашение юного принца законным правителем империи обеспечило конкистадорам не только политическую, но и долгожданную военную поддержку. Еще до церемонии коронации будущий Сапа Инка объявил мобилизацию, и вскоре отступающие части Кискиса бок о бок с испанцами преследовали тысячи индейских воинов из окрестностей Куско. Совместная атака на позиции повстанцев поставила верные памяти Атауальпы войска на грань уничтожения и вынудила их военачальника искать спасения далеко на севере. Там он нелепо погиб во время спора с соратниками о лучшей стратегии борьбы с захватчиками…

Последним очагом сопротивления оставалась, как ни странно, лишь недавно покоренная инками провинция на территории современного Эквадора. После ухода основных сил испанцев Кахамарку заняла повстанческая армия Руминьяуи. Тело казненного Атауальпы эксгумировали и со всеми почестями перезахоронили в тайном месте. Перед уходом инки сровняли с землей все возведенные пришельцами постройки и за проявленную к венценосному заложнику непочтительность казнили испанского коменданта.

Затем Руминьяуи со своими людьми возвратился на север, под защиту труднопроходимого – особенно для конницы – местного рельефа. Увы, но даже горы подвели опытного командующего. Извержение вулкана, начавшееся прямо во время подготовки к решающему сражению, было воспринято индейцами как дурное предзнаменование, и большая часть войска Руминьяуи просто дезертировала еще до начала битвы. Сам военачальник в итоге оказался в плену и после долгих истязаний был сожжен у столба.

Франсиско Писарро в развернувшейся на севере драме участия не принимал, сосредоточившись на более важных задачах. Завоевание империи инков можно было считать условно завершенным – пришла пора возвести на еще дымящихся руинах собственное королевство, о котором конкистадор всегда мечтал. Да, на прошедшей в Куско пышной церемонии коронации правителем был провозглашен юный Манко Инка, но реальной властью он не обладал. Публично признав себя вассалом императора Карла V, новый Сапа Инка по сути согласился на незавидную роль посредника между европейскими оккупантами и собственным народом. Тот, кто еще недавно был голосом бога Солнца, превратился в глашатая бывшего эстремадурского свинопаса.

Построение Новой Кастилии, как Писарро теперь именовал обретенные владения, конкистадор начал, по примеру Кортеса, с раздачи энкомьенд[111]. Однако, не обладая ни административными талантами своего мексиканского «коллеги», ни, главное, его неотразимой харизмой, Писарро не нашел должного понимания со стороны соратников – отнюдь не все конкистадоры мечтали стать феодалами в далекой, непонятной и все еще небезопасной стране. Большинство из них намеревались после раздела награбленных за время кампании сокровищ вернуться домой богатыми людьми.

В итоге энкомьенду приняли лишь 88 испанцев, чего явно недоставало для создания в десятимиллионной инкской державе нового правящего слоя. Ломая голову над решением непредвиденной проблемы, Писарро столкнулся с опасным противоречием: для контроля над обширными территориями Новой Кастилии ему требовались амбициозные испанские новобранцы – много новобранцев! – но при этом именно честолюбие соотечественников отныне являло собой главную угрозу его положению. Новый Свет, еще недавно казавшийся необъятным, вдруг стал тесен – так много было желающих урвать себе кусок золотого пирога…

Первой «ласточкой» – почти неотличимой, впрочем, от стервятника – стал одиозный соратник Кортеса Педро де Альварадо. Весной 1534 года пять сотен его солдат высадились на эквадорском побережье. Изначально Альварадо намеревался доплыть до Островов пряностей или даже Китая, но слухи о свалившемся на некоего Писарро баснословном богатстве не могли оставить жестокого гватемальского губернатора равнодушным. Формально заместитель Кортеса не имел права действовать на землях, пожалованных короной другому испанцу, но не все ли равно было старому конкистадору, из чьих рук вырывать драгоценные трофеи – несчастных туземцев или менее удачливых соотечественников? Золото есть золото. В случае успеха на него можно купить не только «место в раю»[112], но и королевскую амнистию.

Путь незваным гостям преградила объединенная испано-индейская армия под командованием Себастьяна де Белалькасара. Незадолго до этого заместитель Писарро окончательно разгромил Руминьяви в битве у горы Чимборасо и не собирался уступать якобы спрятанные лидером повстанцев «сокровища Атауальпы» другому хищнику. Дело едва не дошло до силового противостояния, и лишь своевременное прибытие отправленных Писарро подкреплений Белалькасару вынудило Альварадо отказаться от языка силы в пользу методов дипломатии. Скрепя сердце гватемальский губернатор отступился – за 100 тысяч песо золотом.

В следующем году Белалькасар в поисках мифического золотого города Эльдорадо столкнулся уже с губернатором Новой Гранады[113] Хименесом де Кесада. До вооруженного конфликта, правда, не дошло, но растущая конкуренция с каждым днем внушала Писарро все большее беспокойство. Опасения были ненапрасны – следующим, с кем губернатору пришлось бороться за власть над Перу, оказался его давний компаньон и соперник Диего Альмагро. Общие враги и общий каждодневный риск долгое время сглаживали трения между ними, но с завершением завоевательного этапа кампании отношения вновь стали обостряться.

В январе 1535 года Писарро начал строительство своей новой столицы Сьюдад-де-лос-Рейес, или Города королей, ныне называемой Лима. Компаньону он предложил в управление частично разграбленный Куско, однако такое решение не устроило ни Альмагро, ни младших братьев самого Писарро, уже считавших инкскую столицу собственным владением. К изумлению индейцев, конкистадоры разделились на две откровенно враждующие фракции, и «все они были полны такой зависти и ненависти друг к другу», что конфликт быстро перерос в уличные столкновения.

Тем временем из метрополии пришел положительный ответ на заблаговременно отправленное Альмагро прошение о назначении его губернатором части оккупированных компаньонами земель. Император Карл V, впрочем, не затруднил себя детальным изучением вопроса