на противоположной койке как раз и оглашает палату мощным сопением. Его тело тоже подключено к аппаратам, но, похоже, он чувствует себя лучше всех. Четвёртая койка свободна, и на этом всё. Ах да, на окнах решётки, и выглядит это совсем не оптимистично.

Я уже понял, кем был тот человек, который справлялся о моём здоровье. Готов поклясться, что он из полиции. Ведь у меня огнестрел, а в этом случае врачи обязаны оповестить органы.

Стрелявший, скорее всего, мёртв. Я прекрасно помню свои ощущения, когда моя пятка погрузилась в его череп. С такими травмами не живут. А значит, у меня очень большие проблемы. Здесь не поможет ни Валерич, ни отец Владимир.

Справа скрипнула дверь и отвлекла меня от размышлений. В палату ввалилась медсестра. Ох, как бы я хотел, чтобы она впорхнула! Нет, в плане сексуальных утех меня сейчас хоть самого трахай, но глаз бы порадовался. Жаль, что симпатичные сестрички бывают только в кино, а в жизни как-то так.

Вечно недовольное лицо, потому как мало приятного чистить гнойник и вытряхивать дерьмо из уток. Да и платят наверняка так «хорошо», что хочется убить каждого пациента, лишь бы ничего не делать за такую зарплату. Весом примерно центнер, мощная спина и ручищи. А другая здесь и дня не продержится, ведь нас нужно переворачивать, подмывать. Может быть, поэтому молоденькие и симпатичные выпускницы медицинского колледжа превращаются вот в таких огромных мутантов? Работа с дерьмом, болью и другой мерзостью превращает их в озлобленных чудищ.

— Очнулся, стало быть? — тем не менее вполне добрым голосом поинтересовалась медсестра. — Утку дать?

— Пить, — повторно прохрипел я.

— Нельзя тебе, касатик, потерпи пока. Могу тебе губы помочить, будешь?

Я молча кивнул, и сестра переваливающейся походкой покинула палату.

«Вот и эта туда же», — подумал я, но буквально через пару минут она вернулась. В руках стакан воды и кусок бинта. Я старался не думать о том, где могли побывать эти пальцы за сегодняшний день. Хотя вариантов в голове возникла масса: начиная от гнойников и заканчивая уткой соседа по палате. Но жажда пересилила брезгливость, и, едва смоченный водой бинт коснулся губ, я попытался высосать из него всю влагу. Мало того, в этот момент я был готов даже пальцы медички облизать, лишь бы перестало саднить в горле.

— Тихо, тихо, касатик! — Она отдёрнула руку. — Потерпи. Сейчас капельницу тебе сменю, полегче станет, а там и отпоим потихоньку. Ты в коме две недели провалялся, у тебя, небось, все кишки слиплись.

— Сколь… кха-кха-кха, — закашлялся я от рези в глотке, и медсестра снова окунула кусок бинта в стакан.

— Две недели пластом пролежал. Думали всё, не вытащим уже. А ты ничего, крепкий. Сосед твой уже почти овощ, второй месяц на аппарате.

— Спасибо, — поблагодарил я сестру за то, что отжала мне в рот немного воды.

— Пей, пей, касатик, — улыбнулась она, хотя ещё совсем недавно запрещала это делать. — Менты к тебе приходили. Ох, и злющие! Посо́дют, наверное. Каждый день ведь пороги околачивает, как на работу, утром и вечером приходит. Но Степан Лексеич тебя пока охраняет.

— Ещё? — Я снова попросил воды.

— Ага, щас! Чтоб ты у меня окочурился тут? Не в мою смену, — вмиг сделалась строгой она и, подхватив стакан, вышла из палаты.

Блин, зря я разгазовался, нужно было дослушать. Ладно, чуть очухаюсь и попробую выведать, что к чему. Похоже, поговорить ей особо не с кем, раз так разоткровенничалась. Да и женщина вроде неплохая, зря я на неё погнал. Всё-таки внешность бывает обманчива.

Вскоре она вернулась, зачем-то сунула мне под мышку градусник и сменила капельницу. Разговаривать не стала, словно куда-то спешила. Возможно, у них просто время для процедур, вот и бегает по палатам, лишь бы поскорее разобраться с делами и снова спокойно посидеть.

Прошло ещё минут двадцать, прежде чем сестра забрала градусник. Посмотрев на него, она как-то странно хмыкнула и снова вразвалку покинула палату. Я лежал, глядя в потолок с абсолютно пустой головой. И даже не заметил, как провалился в то ли сон, то ли бред.

Сознание постоянно выныривало в реальность. Иногда перед глазами мелькала яркая улыбка Алисы, а потом вдруг её глаза становились чёрными, а губы кривились в хищном оскале. Она то убегала от меня, то наоборот, догоняла. Её крик «Осторожно!» словно кувалдой бил по мозгам, а затем я снова возвращался к мерному «пх-х, пх-х» от аппарата ИВЛ.

Окончательно проснулся оттого, что почувствовал на себе пристальный взгляд. Хотел было схватить наглеца за глотку, но рука вдруг почувствовала сопротивление.

— Как себя чувствуете, Сергей Николаевич? — ещё более уставшим голосом спросил доктор.

— Не знаю, — честно ответил я. — Вам, наверное, виднее.

— Хм-м, как сказать, как сказать, — задумчиво пробормотал он. — Вас можно смело причислять к медицинскому чуду.

— Видимо, организм просто привык к огнестрелам.

— Шутите? Это хорошо.

— Что-то не так?

— А с вами всё не так. Понимаете… Как бы вам это сказать? Обычно с такими ранениями если и выживают, то на всю жизнь остаются прикованными к постели. Пуля пробила вам позвоночник и порвала спинной мозг. Мы, конечно, сделали всё, чтобы спасти вашу жизнь, но на подобный результат даже близко рассчитывать не могли. А потому я и хочу узнать: как вы себя чувствуете?

— Знаете, док, после того, что вы мне сейчас рассказали — прекрасно.

— Можете пошевелить ногой?

Я попробовал и вдруг почувствовал то же сопротивление, что минуту назад в руках. Нога вроде дёрнулась, но усилий для этого пришлось приложить массу. Я даже вспотел.

— Удивительно, — пробормотал Степан Алексеевич. — Ничего подобного раньше не видел.

— Скажите, утром ко мне ведь из полиции приходили?

— Не совсем, — поморщился он. — Из следственного комитета, некий Маркин, если не ошибаюсь. Очень неприятный человек, резкий и настойчивый.

— Это плохо.

— Да уж, хорошего мало, — согласился врач. — Но вы не беспокойтесь, до полного выздоровления вы останетесь под нашим присмотром.

— А вы не в курсе, меня в чем-то обвиняют или он как к свидетелю приходил?

— Сергей Николаевич, — усмехнулся доктор, — ну вы вроде взрослый человек… Кто же мне об этом расскажет. Материалы следствия мне недоступны, так что увы, в этом вопросе я вам не помощник.

— И как долго?

— Что именно?

— Ну… сколько мне вот так лежать?

— П-хах! — Степан Алексеевич даже головой покачал. — Боюсь, это только богу известно.

— Вы меня извините, но я хочу попросить вас об одолжении. Если откажете, я пойму.

— Так вы озвучьте вначале, а выводы уже будем делать по факту.

— Вы не могли бы попросить зайти ко мне отца Владимира? Он в Никольской церкви служит.

— Думаю, в этом нет необходимости, он уже дважды к вам приходил. Как раз обещался заглянуть не далее как завтра.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста. Отдыхайте, сейчас