плохо». Как пишет Питер Уитмер в своей книге «Внутренний Элвис» («Inner Elvis», 1996), «у пустоты, которая испортила характер Вернона и впоследствии создала психологическую дыру в личности Элвиса, была своя история. Отсутствие фигуры отца и потребность в ней, казалось, были семейной традицией Пресли». Вернон Пресли, по мнению соседей, был достаточно любезным, но без царя в голове: человеком пустых обещаний, в корне ненадежным. Иногда он казался не более чем ленивым подражателем собственного заветного представления о себе: легкомысленного, хитрого, счастливого бродяги жизни. Он попал в тюрьму после неудачной попытки подлога. Будь он хоть чуточку умнее, из него мог бы получиться первоклассный мошенник.

Нынешняя годовщина Элвиса знаменует радостную дату. Прошло шестьдесят лет с той летней ночи в маленькой студии в Мемфисе, когда 19-летний Элвис воткнул свой флаг в землю поп-культуры, бодро и раскованно исполнив два номера: «That’s Alright» и ставшую в итоге би-сайдом этого сингла «Blue Moon of Kentucky». С помощью технического ноу-хау владельца студии Сэма Филлипса Элвис и два рокабилли-музыканта, с которыми он только что познакомился, создали чертовски цепляющий новый саунд, смешав в нем кантри и блюзовый холлер с атмосферой вечернего расслабона. Студия носила солнечное название Sun: вспышка, жар, излучаемый свет. Поклонение богу Ра в Мемфисе на другом континенте. Собственная атомная бомба подростковой культуры, чей колоссальный по масштабу взрыв был уже близок.

Могут ли сегодня эти первые записи выдержать весь возложенный на них вес – вопрос спорный. Что в них есть абсолютно точно: радостное возбуждение Элвиса, который будто бы глотнул веселящего газа и явно был в восторге от собственной дерзости; гремучая гитара Скотти Мура; колесный перестук баса Билла Блэка. Сама музыка может показаться жидковатой, дерганой, не особо впечатляющей – но, слушая ее, все равно понимаешь, почему она зажгла в публике такой огонь. (С точки зрения звука Мур и Филлипс, наверное, сделали тут намного больше, чем Элвис. Поразительно, что Филлипс на этих ранних записях уже использует эхо: он в середине 1950‐х получил звучание, добиться которого The Rolling Stones смогли только к 1972 году, на альбоме «Exile on Main Street». А Кит Ричардс говорит, что до сих пор не может разобрать некоторые огненные риффы Мура.) Слушая эти песенки в своей гостиной шестьдесят лет спустя, мы лишены важнейшей для детонации бомбы искры: яркого и горючего, непосредственного присутствия Элвиса. Его огня и его движения. Его улыбки и танцев. Его нарядов и украшений.

С одной стороны, молодой Элвис был безупречно вежливым, потрясающе обыкновенным соседским мальчишкой. Но его также тянуло к эпатажной одежде, обилию побрякушек, бесконечным экспериментам с укладкой своих шикарных волос. Его повседневная одежда не выглядела рабочей – не соответствовала она и официальному представлению о моде и стиле тех времен. Его внешний вид говорил: «Я из низов и горжусь этим», но также воплощал собой абсолютно личную тягу Элвиса к свету и цвету: мазки розового и черного, оттенки золотого восхода и морозной зимы. Он был острый, как ножовка, и сочный, как печеный персик. Элвис, может, и не был большим актером, но он определенно был рожден для того, чтобы на него смотрели. Парни хотели уметь двигаться, как он, девушки хотели снять с него обертку, как с дорогой пасхальной шоколадки. Странные намеки на женственность, проскальзывавшие в его внешнем виде (буквально вплоть до макияжа), отличали Элвиса от современных рокабильных пижонов, таких как Джерри Ли Льюис, Джонни Кэш и Карл Перкинс. Он явно наслаждался собственным постановочным актом обольщения публики, выдавая бесстыдные телодвижения на контрасте с ангельской скромностью на лице.

От книги Памелы Кларк Кеог «Элвис Пресли. Человек, жизнь, легенда» («Elvis Presley: The Man. The Life. The Legend», 2004) получаешь в целом то, чего и ожидаешь от официальной биографии («написанной при содействии компании „Элвис Пресли Энтерпрайзис“»): веселую, приглаженную историю – изящный завиток одинокого облака на фоне прекрасного гавайского неба вместо переливающейся гематомами тьмы. Но проницательный взгляд Кеог способен подмечать тонкости, и в текст ее порой просачиваются горько-сладкие оттенки: «Под его необычайной вежливостью скрывается послушание домашнего слуги». Традиционно считается, что в горниле Элвиса Пресли в алхимическую реакцию вступила негритянская телесность, просеянная через сито белой сдержанности. Но что, если бы все было наоборот или вообще было куда сложнее и гораздо страннее? В каждой биографии Элвиса мы читаем, что даже людей, первоначально настроенных к нему враждебно, покоряли его хорошие манеры. Но во фразе Кеог про «домашнего слугу» трудно не услышать отголосок гораздо менее нейтральной формулировки «домашний негр». Может быть, широкая публика в Америке восприняла и приняла в Элвисе как раз таки волшебный перевертыш черной вежливости и белой похоти. Для некоторых людей в то время слово «крекер»[80] было не менее оскорбительным, чем «ниггер», а в музыковедении «хиллбилли» (от англ. «hillbilly» – «деревенщина») было таким же устоявшимся термином, как слова «негр» или «раса». Когда южанин Элвис впервые отправился на север страны, чтобы выступить на престижном нью-йоркском телевидении, то обычно довольно продвинутый Стив Аллен сильно просчитался и представил его в унылом, высокомерном скетче, где Элвис должен был выступать перед настоящей слюнявой гончей собакой[81]. Разлитые в студийном воздухе снисходительность и снобизм северян были густые, как патока. Во время его второго появления на телевидении, в «Шоу Эда Салливана», к Элвису с его зауженными книзу штанами отнеслись как к невиданному штамму Эболы, выведенному где-то в Теннесси. На этот раз граница между Севером и Югом была проведена поперек его перекрученного танцевальными спазмами тела, профилактическая линия Мэйсона – Диксона пролегла где-то в районе шлевок для ремня.

Бытует мнение, что Элвис «передирал» черную музыку, но оно немного не в кассу. Если он и выплавлял что-то новое из старых материалов, то основой ему служил скорее напористый кантри. Ранние ритмы из «солнечного» периода Пресли на Sun Studio сплошь состоят из паровозных гудков кантри и лунных серпов блюграсса. Черные ритм-энд-блюзовые оригиналы таких песен, как «Hound Dog» и «Mystery Train», звучат гораздо медленнее – колышутся размеренными, грубыми волнами. «Hound Dog» Элвиса – просто детский мультик по сравнению с пышущим жаром рычанием Биг Мамы Торнтон. Музыкальный взлет Элвиса никогда не был простым черно-белым уравнением; это было больше похоже на закулисное радио, оставленное включенным на частоте между станциями и улавливающее электризующую смесь из всего, что звучало в эфире за последний месяц. В то время внушительная часть кантри-музыки была довольно модной, динамичной и причудливой. (И с легионом сильных певиц, женщин вроде Глэдис Пресли.) В свою собственную энергичную музыку Элвис привнес