отголоски в основном белых артистов, таких как Джимми Роджерс и Джин Отри. Даже столь утонченный персонаж, как герой Элвиса Дин Мартин, неровно дышал к рынку кантри-музыки: в песне 1951 года «Night Train to Memphis» его томный, спокойный вокал, звучащий на фоне качелей ухабистого бита, кажется, в целом предсказал грядущую эстетику Элвиса. Билл Хейли – непосредственный соперник Пресли за звание рок-н-ролльного первопроходца – начинал в составе группы Bill Haley and the Four Aces of Western Swing, прежде чем понял, на чем реально можно заработать на безбедную старость. К тому моменту Хэнк Уильямс уже в значительной мере избавил кантри от банальной сентиментальщины и усилил бэкбит. Однако стиль Уильямса был откровенно захолустным, его простецкий акцент бросался в глаза (когда он поет «Мне плевать, если завтра никогда не наступит»[82], то слово «плевать» звучит так, будто он протяжно икает); Уильямс был слишком диким и непостоянным, чтобы когда-либо по-настоящему выйти в мейнстрим, даже если бы не умер так рано.

Настоящим козырем Элвиса было его лицо: у него была изменчивая внешность, поддающаяся самым разным интерпретациям и пробуждающая влечение. Он был пустым листом, неодолимо манящим зрителей проецировать на него свои собственные фантазии. Глядя на ранние фотографии Элвиса, нельзя не заметить в нем некую размытость – эффект метаморфа. Он подобен тем шаманам, которые, по преданию, демонстрируют полную текучесть пола: мужчина в теле женщины, женщина в теле мужчины. На одном фото Элвис кривит губы в сальной улыбке, а на другом опять чистый ангелок. От снимка к снимку подмечаешь всевозможные невероятные черты: проступает то коренной американец, то мексиканец, то буч-лесбиянка из 1980‐х. Этому эффекту трудно дать определение – может быть, полиморфная нестабильность? Так или иначе, нельзя отрицать, что Элвис просто красавец. Мальчик на любой вкус – настоящая американская демократия. Неудивительно, что новый менеджер Пресли, полковник Том Паркер, первым делом заключил для него крупный голливудский контракт. Элвис был рожден, чтобы его снимали.

Несмотря на то что поклонники Элвиса ненавидят Паркера уже не одно поколение, есть веские основания считать его таким же провидцем, как и Сэма Филлипса. При всех своих недостатках и провалах Паркер не был дураком. Человеческую психологию он постиг в цирковом шатре[83] и мог мгновенно читать людей (как и контракты). Он, кажется, с самого начала понял всю суть молодого, неограненного Элвиса. Паркер почувствовал его широко раскрытую душу – увидел ребенка, чудовищно жадного, но в то же время по сути своей пассивного, нуждающегося в совете и руководстве. В своей совершенно прагматичной манере Паркер предвидел сразу несколько направлений развития шоу-бизнеса. Он видел, что Элвиса, настоящего Элвиса, со всеми его настроениями и проблемами, можно было оставить сидеть дома и заниматься своими делами, в то время как расшитый блестками, поддающийся лепке образ Элвиса можно было отправить во внешний мир, работать. Паркер никогда не оперировал терминами вроде «социально-демографическая группа» или «синергия», но он интуитивно понимал рыночные механизмы и как их использовать. В ранний период подросткового фанатизма по Пресли он делал значки с надписью «Я НЕНАВИЖУ ЭЛВИСА» и продавал их его противникам. Реакция Паркера на смерть Пресли – «Это ничего не меняет» – сходным образом отражает самую суть его несентиментального взгляда на вещи. Разве он был неправ? Разве последующее посмертное развитие карьеры Элвиса не доказало его правоту? Элвис-призрак может принимать гораздо больше форм, чем потный и недовольный Элвис из плоти и крови, и находиться во многих местах одновременно: его присутствие стало гораздо ощутимее после смерти, чем было при жизни.

К концу 1960‐х годов Пресли погрузнел, а его голливудское рабство наконец закончилось. Его представления о хорошем времяпрепровождении сейчас сводились к тому, чтобы балдеть под веществами, валяться в постели и читать кружку прикормленных друзей лекции об очередной своей навязчивой идее. Обретение третьего глаза. Осознание внутреннего Бога. Психический секс. (Он сумел бы, кажется, задолбать самого Будду.) Были у Элвиса и другие обсессии. В 1970 году он только в одном магазине за три дня купил оружия на 20 тысяч долларов. К тому моменту он предпочитал проводить время в компании копов, особенно наркокопов. Его любимым фильмом, который он смотрел, запоминал и пересматривал снова, был «Паттон: Жажда славы». Музыка уже не составляла фильмам особой конкуренции, но когда Элвис находил песню, которая ему нравилась, то заслушивал ее до дыр. В разгар этого периода, проведенного в дурмане, взаперти, обложившись оружием, Элвис нашел одну песню, от которой у него перехватило дыхание, и слушал ее на повторе целыми измученными ночами напролет. Это была «The Last Farewell» британского эстрадного артиста Роджера Уиттекера.

Пресли, возможно, искренне не осознавал, насколько он увяз в зависимости, потому что, в отличие от большинства наркоманов, ему никогда не приходилось обходиться без дозы. С его собственным кругом карманных докторов (таких Берроуз назвал бы «настоящими коновалами-рецептурщиками») у Элвиса никогда не возникало кризиса спроса и предложения. Он отвечал за спрос, они – за предложение. Самая большая проблема Элвиса с наркотиками заключалась в том, что у него не было проблем с наркотиками. Главным среди его легальных поставщиков наркотиков был печально известный доктор Ник – Джордж К. Никопулос. Для одного десятидневного тура в 1977 году Никопулос раздобыл Элвису 682 различные пилюли и таблетки, а также до жути сильнодействующий наркотик гидроморфон в жидкой форме. Позже в суде было установлено, что за последние семь месяцев до смерти Пресли добрый доктор выписал ему 8805 пилюль, таблеток, ампул и инъекций. Элвис также регулярно получал поставки от других врачей, которые стремились угодить кумиру. Однажды Никопулос сопровождал Элвиса на приеме у зубного; дантист ненадолго вышел за дверь, и даже доктор Ник не мог поверить своим глазам, когда Элвис начал шарить по кабинету, отчаянно ища кодеин.

Пристрастие Пресли к наркотикам впервые проявилось во время военной службы в Германии в конце 1950‐х – в период, когда, как утверждают по-настоящему преданные фанаты, «плохой парень» внутри Элвиса был по сути дела нейтрализован. Находясь за пределами базы в Бад-Наухайме – в каком-то смысле символично, что это старый лечебный курорт, – он познакомился с рецептурным амфетамином и стал его ярым энтузиастом. Когда 14-летняя Присцилла впервые очутилась у Элвиса в будуаре и не могла приспособиться к его распорядку, где день и ночь поменялись местами, рыжие пузырьки с лекарством пришли на помощь. Она побледнела, но Элвис ее успокоил. Ведь если препарат значится в «Настольном справочнике врача», то он не может быть наркотическим. Если бы Элвис допускал, что это наркотик, то ни за что