новые идеологические парадигмы, овеществленные в хрущевской жилищной политике, а также усиление влияния западной культуры с характерным для нее фетишем индивидуализма привели к повышению ценности частной жизни197.

Но, несмотря на впечатляющие темпы строительства, квартирный вопрос, а вместе с ним и проблема взаимоотношений индивида с социальным окружением становились все острее.

Эстрадная музыка, как заведомо развлекательный жанр, не могла себе позволить говорить о проблемах коммунального быта всерьез. Но и не замечать их совсем она тоже не могла. Компромисс был найден в том, что большинство песен о коллизиях соседства писались в полушутливом тоне и имели ярко выраженный иронический характер. Таким способом нараставший в реальности конфликт социального отчуждения частично снимался через осмеяние. Вместе с тем динамика развития темы соседства на эстраде фиксирует существенные изменения в социальном взаимодействии людей, в понимании рядовым советским человеком своего личного пространства и в позиционировании себя в нем.

Чтобы проследить эту динамику, для начала обратимся к шлягеру конца 1960‐х годов – песне «Замечательный сосед»198 в исполнении Эдиты Пьехи. Песня рисует идиллическую картину соседства с трубачом, к домашним занятиям которого не только все привыкли, но и стали извлекать из них пользу. Главный герой песни создает бодрое настроение («как же нам не веселиться»), поднимает соседей на работу («мне будильник ни к чему, потому что доверяю я соседу своему»), чем не только дисциплинирует, но и подталкивает к взаимовыручке. Он же развивает культурный кругозор соседей-пенсионеров, пытающихся отличить по тембру кларнет от трубы, наконец, прививает любовь к музыке, превращая ее в насущную потребность («никогда не засыпаю, если не услышу я / Пап-пап-па-па-да-па-пап-пап»). Словом, для большинства героев песни необходимость соседства с музыкантом превратилась из проблемы в развлечение.

Отсутствие слов в припеве предельно упрощает процесс подпевания и выводит на первый план ритмическую основу, подчеркивает танцевальный характер музыки. Причем именно главный герой песни, игре которого подражает певица, оправдывает бессловесный припев, а по сути – беззаботно-гедонистический характер времяпрепровождения. Такому восприятию способствует не только музыка с ритмической основой чарльстона, но и знаменитый акцент Эдиты Пьехи, усиливающий привкус заграничного, невероятно притягательного стиля жизни. В итоге в этой песне, что характерно для всей отечественной культуры 1960‐х годов, достигается удивительная гармония между прозападным мироощущением и сюжетом из реалий советского коммунального быта.

Следующий этап отношений с соседями контрастирует с лучезарной песней о замечательном соседе. Одним из хитов Аллы Пугачевой в середине 1980‐х годов стала песня «Делу – время», более известная по первой строчке припева «Эй, вы, там, наверху»199. Лирическая героиня справедлива в своих претензиях к шумным соседям, однако ее никто не воспринимает всерьез. Она воплощает архетип недалекой и склочной тетки, речь которой составлена из осколков назидательных сентенций («испила чашу я до дна», «стыд и срам», «этот ваш кордебалет», «все участковому скажу»). Из-за постоянного, маниакального повторения на манер заклинания пословицы «Делу – время, а потехе час» несчастная женщина оказывается на грани помешательства. Однако ее полувменяемое состояние никого не заботит, не вызывает сострадание, а, наоборот, служит исключительно для создания комического эффекта. Получается, что требующий соблюдения общественного порядка признается ненормальным, а нормой жизни понимается оголтелое веселье. Двойственна и музыка песни. С одной стороны, быстрый темп и постоянное «кручение» мелодии нагнетает возмущение героини. С другой стороны, эти же средства задают ритм и настроение для танцующей толпы. В итоге, чтобы как-то выжить в мире тех, кто только и делает, что «куролесит-колесит», героине приходится присоединиться к докучающей компании («сама я к вам сейчас приду»), то есть стать одной из возмутительниц спокойствия.

Все эти лейтмотивы красочно обыгрываются в видеоинсценировке песни200. Здесь также сосуществуют два мира. Первый представляет главную героиню в заштатной домашней обстановке, неизменными атрибутами которой являются бигуди, чрезмерно большие очки, головная повязка и бесформенный халат. Алла Пугачева в роли нервной домохозяйки названивает буйным соседям по телефону, пьет трясущимися руками валерьянку и потряхивает шваброй в сторону потолка. Другой видеообраз описывает вечеринку. В нем беззаботно веселятся молодые и привлекательные люди. Когда героиня наконец решает к ним присоединиться, происходят кардинальные метаморфозы как в ее внешности, так и в окружающем пространстве. Домохозяйка на манер Золушки превращается в «королеву бала»: бигуди заменяет роскошная шевелюра, под халатом оказывается вечернее платье, а неуклюжие очки сменяются на модные солнцезащитные. Переход в мир веселья показан как чудесное возвышение. Камера с особым упоением смакует момент подъема героини, пританцовывающей в стеклянном лифте под блики прожекторов, в некое отнюдь не жилое и очень просторное помещение. В нем сосуществуют вычурная колонна, увенчанная старинными часами и купидоном, хрустальный мостик и яркая красная танцплощадка. Продолжением обыкновенной квартиры оказывается некая фантазийная студия, лишенная каких-либо будничных атрибутов.

Таким образом, личное стремление к покою («Ну дайте, дайте тишины!») наталкивается на обстоятельства, которым в итоге героине приходится подчиниться. Радостное веселье хоть и навязано героине извне, подается как весьма приятное и воодушевляющее. Из назойливо брюзжащей соседки она превращается в «звезду» импровизированной дискотеки. То есть, как и в случае с «Замечательным соседом», очевидные неудобства оборачиваются благоприятными возможностями, и конфликт общежития разрешается гармоничным взаимодействием.

Если в хите Аллы Пугачевой есть явное стремление вырваться из малопривлекательного быта и возможность примирения с соседями, то в песне «Эй, гражданка»201, которую несколькими годами позже спела Ирина Понаровская, с постоянными бытовыми неурядицами уже все смирились, а налаживать отношения с соседями никто не собирается. Песня стала симптоматичным слепком эпохи перестройки, причем бóльшая часть показательности заключается не столько в ее художественном содержании, сколько в визуальном воплощении.

Клип на эту песню без всяких прикрас и изысков представляет быт коммунальной квартиры. Кардинально улучшить условия проживания никому из соседей не представляется возможным, поэтому каждый начинает обустраивать свои «метры» согласно собственным нуждам, различными способами пытаясь нивелировать сам факт вынужденного общежития. Так, главная героиня песни отгораживается от своих соседей с помощью видео- и звуковоспроизводящей техники:

Непременно каждым утром

Я включаю телевизор

И, конечно, репродуктор,

И еще магнитофон.

Ничего, что очень громко,

Все я слышу, все я вижу,

Даже слышу, как соседи

Мне кричат со всех сторон…

«Эй, гражданка у окна,

Ты же в доме не одна!

Почему же целый дом

Должен слушать этот гром?»

В клипе огромное количество звуковоспроизводящих устройств: ими заставлена вся комната героини, они присутствуют даже в самых неожиданных частях общей кухни, а с переносными приемниками разгуливает каждый второй. «Напичканность» малогабаритного