Последние годы Генриха прошли сумрачно. Всю жизнь им вертели фавориты, он не привык повседневно заниматься государственными делами, даже не подписывал бумаг. Взамен этого к ним прикладывали печать с изображением монаршей подписи. В 40-х годах XVI в. внешнеполитическое положение Англии стало сложным, и не было ни Уолси, ни Кромвеля, которые могли бы уверенно направлять корабль английской дипломатии в бурных водах европейской политики.

Готовясь к надвигавшейся войне, король сменил увлечения. Ранее претендовавший на лавры поэта, музыканта и композитора, он теперь занимался составлением военных планов, схем укреплений и даже техническими усовершенствованиями: Генрих придумал телегу, способную при движении молоть зерно. Королевские идеи встречались хором восторженных похвал английских военачальников. Исключение составляли лишь дерзкие иностранные инженеры — итальянцы и португальцы, которых обиженный изобретатель приказал изгнать из страны.

Вместе с тем король искренне не понимал, почему люди не хотят признать его апостолом мира и справедливости. При встрече с послом императора Карла V он говорил: «Я занимаю трон уже сорок лет, и никто не может сказать, что я когда-либо действовал неискренне или не прямым путем… Я никогда не нарушал своего слова. Я всегда любил мир». В речах, обращенных к парламенту, король теперь принимал позу мудрого и милосердного отца отечества, позабыв на время о тысячах казненных по его приказу, о графствах, разоренных королевскими войсками, еще совсем недавних народных движениях. Советники пытались скрывать от Генриха неприятные известия, чтобы, как выразился Гардинер, «сохранять спокойствие духа короля». Никто не был гарантирован от вспышек монаршего гнева. Новая жена Генриха Екатерина Парр едва не попала в Тауэр за высказывание не понравившихся королю религиозных взглядов. Ее спасла находчивость. Почуяв опасность, королева стала уверять больного и раздражительного супруга, что все сказанное ею имело одну цель: немного развлечь его величество и услышать его ученые аргументы по вопросам, о которых зашла речь. Екатерина заслужила прощение как раз вовремя: вскоре явился со стражей Томас Рисли, имевший письменный приказ об аресте королевы. Изменивший свои намерения Генрих встретил фаворита бранью:

— Дурак, скотина, негодяй, гнусный негодяй! Прочь! Пошел вон![106]

Перепуганный Рисли исчез.

Парламент принял билль, по которому католиков вешали, а лютеран сжигали заживо. Иногда католика и лютеранина привязывали спиной друг к другу и так возводили на костер. Был издан закон, повелевавший доносить о прегрешениях королевы, а также обязывавший всех девиц, если монарх изберет их в жены, сообщать о своих провинностях. «Я действую по указанию свыше», — разъяснял Генрих (впрочем, к нему никто и не обращался с вопросами).

Обстановка так быстро накалялась, что было от чего растеряться даже людям более тонким, чем тугодум Рисли. 16 июля 1546 г. дворянку Анну Эскью сожгли в Лондоне за отрицание обедни. Тогда же на костер были отправлены и другие еретики (в их числе Ласселс — доносчик, погубивший Екатерину Говард). А в августе сам Генрих уже пытался убедить французского короля Франциска I совместно запретить обедню, т. е. уничтожить католичество в обоих королевствах. Последовали новые аресты и казни. Теперь подошла очередь и герцога Норфолка, которого настигла все усиливающаяся подозрительность короля. Напрасно из Тауэра он напоминал о своих заслугах по истреблению изменников, включая Томаса Кромвеля, также занимавшегося уничтожением всех королевских недругов и предателей. Сыну Норфолка графу Серрею, талантливому поэту, отрубили голову на Тауэр-хилле 19 января 1547 г. Казнь самого Норфолка была назначена на 28 января.

Его спасла болезнь короля. У постели умирающего придворные, едва скрывая вздох облегчения, торговались из-за государственных постов, которые они займут при будущем девятилетием короле Эдуарде VI. За несколько часов до предстоявшего обезглавливания Норфолка Генрих скончался на руках у Кранмера.

А самому Кранмеру пришел черед лишь через несколько лет…

В течение двух десятилетий архиепискому Кентерберийскому, ревностному слуге тюдоровской тирании, удавалось обходить подводные камни, угрожавшие его карьере и жизни. Всякий раз люди, в руках которых находилась власть, предпочитали пользоваться услугами Кран-мера, а не отправлять его на эшафот с очередной партией потерпевших поражение в придворных и политических интригах. И Кранмер, который отнюдь не был просто честолюбивым карьеристом или ловким хамелеоном (хотя у него было немало и того и другого), с готовностью, хотя и сокрушаясь порой, приносил своих покровителей, друзей и единомышленников в жертву долгу. А долгом для него было защитить любой ценой принцип, утверждающий королевское верховенство и в светских и в церковных делах, обязанность подданных беспрекословно повиноваться монаршей воле. Кранмер равно благословлял и казнь своей покровительницы Анны Болейн, и своего благодетеля Томаса Кромвеля, и расправу с Екатериной Говард — ставленницей враждебной ему фракции, и заключение в Тауэр своего противника Норфолка. Одобрял он и смертный приговор лорду Сеймуру, пытавшемуся захватить власть при малолетнем Эдуарде VI, и казнь близкого Кранмеру лорда-протектора Сомерсета, который послал в 1548 г. на плаху Сеймура и сам в 1552 г. взошел на эшафот, побежденный Уориком, герцогом Нортумберлендским. И казнь того же герцога Нортумберлендского, который после смерти Эдуарда VI в 1553 г. пытался возвести на трон родственницу короля Джейн Грей и был побежден сторонниками Марии Тюдор (дочери Генриха VIII от его брака с Екатериной Арагонской). В правление Марии католицизм снова стал государственной религией. Придя к власти, новая королева некоторое время еще чувствовала себя непрочно на троне. В январе 1554 г. повстанцы, поднявшиеся против ее правительства, ненадолго заняли часть Лондона. В октябре того же года был раскрыт план убийства 2000 испанцев, приехавших вместе с женихом Марии принцем Филиппом (будущим испанским королем Филиппом II)[107].

Но как только правительство укрепило свои позиции, оно сразу же занялось Кранмером и другими руководителями Реформации, прежде всего Ридли и Латимером» Еще ранее Кранмер был осужден за государственную измену. Был проведен «ученый» диспут в Оксфорде, где Кранмер и его единомышленники должны были защищать протестантизм от критики со стороны целой армии католических прелатов. Диспут, естественно, был организован таким образом, чтобы посрамить «еретиков». Решение оксфордских теологов было известно заранее. Немало времени ушло на соблюдение других формальностей: осуждение Кранмера представителями римского престола, лицемерное предоставление жертве 80 дней для апелляции к папе, хотя узника не выпускали из тюремной камеры, и другие требования процедуры. Кранмер как-никак был архиепископом, утвержденным в этом чине еще до разрыва с Римом.

Наконец, Кранмер по указанию папы был лишен своего сана. Все необходимые приготовления закончились. И тут произошло неожиданное: Кранмер, долго проявлявший непреклонность, вдруг капитулировал. Несколько раз под давлением осаждавших его испанских прелатов Кранмер