Шрифт:
Закладка:
Фольмер лишь кивнул, а я решил сменить тему разговора:
– Интересно, ваши товарищи уже поймали беглого поляка и его сообщников?
– Миша и Кызыл-оол – хорошие разведчики. Только не поджидают ли этих мерзавцев сообщники? – озабоченно произнес Фольмер. – Будет скверно, если врагов будет много. Тогда ребятам придется пристрелить поляка. У Тулуша хорошая винтовка с оптическим прицелом, и он сможет поразить цель даже с очень большой дистанции.
– Убить его не проблема, но он нужен нам живой. Ваши ребята успели его допросить, но, как мне показалось, он рассказал им далеко не все, что ему известно. Думаю, его информация очень бы нам пригодилась.
– Жаль, что я не пошел с моими друзьями, – вздохнул Фольмер. – Но я не разведчик. В оружии я разбираюсь неплохо, могу командовать взводом, ротой.
– «Всякий необходимо приносит пользу, будучи употреблен на своем месте», – улыбнулся я. – Козьма Прутков был умным человеком.
– Хотя он и был директором Пробирной палаты, – рассмеялся Фольмер. – я любил перечитывать его творения. Рад, что и в будущем вы не забыли о нем.
– Ага, как там писал сей деятель:
Вянет лист. Проходит лето.
Иней серебрится…
Юнкер Шмидт из пистолета
Хочет застрелиться.
Погоди, безумный, снова
Зелень оживится!
Юнкер Шмидт! честное слово,
Лето возвратится!
– Ну что, друзья мои, – прервал наше веселье Паша, незаметно появившийся в кабинете. – Давайте на выход с вещами. Вернулись наши охотники за скальпами. И не одни, а с честной компанией. Если бы вы знали, кого они привели с собой!
6 августа 2014 года. Первомайское у Снежного. Подполковник ФСБ Жарков Александр Павлович
Мы со старшим лейтенантом Фольмером и слегка прихрамывающим Пашей вышли из штабного помещения и стали разглядывать развеселую компанию, которая расположилась у входа. Картина, которая предстала перед нами, могла называться: «Возвращение с сафари охотников за головами».
Народ в этой компашке был довольно пестрый. Ребята в камуфляжной форме и с автоматами в руках, скорее всего, были разведчиками. У одного из них на голове была нахлобучена выгоревшая на солнце пилотка с красной звездой, а черты лица явно азиатские. Из чего я сделал вывод, что это и есть тот самый тувинец. Еще несколько были обмундированы в форму бойцов бригады «Восток». Но у одного из них я заметил на груди значок с изображением мишени, красной звезды и красного знамени. У меня когда-то был такой значок. Он был предметом зависти всех моих одноклассников. Его подарила мне моя тетя, которая до войны заслужила его, сдав норматив по стрельбе. Значок назывался «Ворошиловский стрелок» и выдавался тем, кто умел метко стрелять из винтовки или пистолета. Скорее всего, парень со значком на груди был разведчиком из отряда Ковпака.
Остальные были одеты в цивильное с элементами военной формы. У троих имелось в наличии оружие. Ну а «сладкая парочка» со связанными за спиной руками и были разыскиваемыми побегушниками. У одного, в нашей форме, выражение лица было такое кислое, словно он минут пять назад слопал пару лаймов. Второй, в натовском флектарне[29], был, скорее всего, поляком, который отправился на поиски приключений на свою дупу на Донбасс. На его лице я заметил смешанное нагло-испуганное выражение.
«Вот с тебя-то, голубчик, мы и начнем, – подумал я. – Пан Бздышек, конечно, гоноровый шляхтич, но нашего грубого варварского напора он точно не выдержит. А его подельник пусть пока обождет и как следует подумает – жить или не жить? Он не принц датский, и правильный выбор сделает с ходу».
– Шурик, ты посмотри, какого орла привели мои парни, – шепнул мне на ухо Паша. – Вот того видишь – с мрачной рожей и усиками. Есть мне всю жизнь манную кашу, если это не еще один из «зомби». Помнишь, я в свое время писал для одного солидного издания статью о махновцах?
Я удивленно посмотрел на Пашу.
– А при чем тут махновцы? Вроде бы эти ребята не были замечены в самостийности и свидомости. Нестор Иванович, если мне память не изменяет, так ненавидел петлюровцев, что просто «кюшать не мог». Я читал его мемуары и помню, как он возмущался, когда в Екатеринослав из Киева приехал предтеча нынешних свидомых и принялся учить Махно «державной мове». Дескать, обращаться к нему следует не «товарищ», а «шановний добродию». Нестор Иванович так написал об этом: «От имени кого требует от меня этот пан из Киева такую ломоту языка, когда я его не знаю? Я понимаю, что требование исходит не от украинского трудового народа. Оно – требование тех фиктивных украинцев, которые народились из-под грубого сапога немецко-австрийско-венгерского юнкерства…»
– Молодец! – воскликнул Паша. – Память у тебя что надо. А теперь напряги ее еще раз и вспомни – на кого похож тот парень, о котором я тебе только что говорил?
– Ну, это точно не Махно, – усмехнулся я. – А на кого похож… Знаешь, я, конечно, могу ошибиться, но, по-моему, он сильно смахивает на Семку Каретника, или, если точнее, на Семена Никитича Каретникова.
– А ты подойди к нему и спроси его имя, – подмигнул мне Павел.
– На слабо хочешь взять? – спросил я. – А вот возьму и спрошу.
Парню, о котором шла речь, на мой взгляд, не было и тридцати. Я вспомнил, что Каретник был расстрелян в Мелитополе в ноябре 1920 года. И было ему тогда… – я прикинул – двадцать семь годков. А что, возрасту соответствует. К тому же вел он себя достаточно независимо, спокойно поглядывал на окружающих его бойцов «Востока», словом, так, как вел бы себя человек, уверенный в себе и привыкший к уважению.
Я едва заметно кивнул Мише Варенчуку, который, словно тень, сопровождал меня, и направился к этому человеку, внешне очень похожему на Каретника.
– День добрый, – поздоровался я, – меня зовут Александром Павловичем Жарковым. Вы очень похожи на моего старого приятеля, с которым я служил на Кавказе. Его звали Петром Семеновым…
– Нет, уважаемый Александр Павлович, – спокойно ответил мне он, – вы ошибаетесь. На Кавказе мне служить не довелось, и мои имя и фамилия другие.
– А какие? – поинтересовался я.
– Родители назвали меня Семеном, а фамилия моя Каретников, – представился воскресший командующий корпусом армии Нестора Махно.
– Вы родом из Гуляйполя? – спросил я.
– Александр Павлович, – улыбнулся Каретник, – я уже понял, что вы