Большинство вырытых трупов принадлежало офицерам и юнкерам. Среди них, между прочим, оказались также несколько трупов учеников-добровольцев, мальчиков в возрасте 15–16 лет, одного рабочего, бывшего полицмейстера города Таганрога Жужнева и, наконец, бывшего командующего армией генерала от кавалерии Ренненкампфа, которого большевики, продержав месяц под арестом и неоднократно предлагая ему командование их армиями, после категорического его отказа расстреляли в ночь на 1 апреля по приказанию своего «главковерха» Антонова.

Трупы были большей частью зарыты в землю на небольшом расстоянии от поверхности, так что иногда из-под земли торчали то руки, то ноги. В могилах обыкновенно находилось по нескольку трупов, сброшенных туда как попало; большинство трупов было или в нижнем белье, или же совсем без одежды.

Допрошенное при производстве расследования в качестве свидетеля лицо, наблюдавшее за разрытием означенных могил, показало, что ему «воочию при этом раскрытии пришлось убедиться, что жертвы большевистского террора перед смертью подвергались мучительным страданиям, а самый способ лишения жизни отличается чрезмерной, ничем не оправдываемой жестокостью, свидетельствующей о том, до чего может дойти классовая ненависть и озверение человека.

На многих трупах кроме обычных огнестрельных ранений имелись колотые и рубленые раны прижизненного происхождения – зачастую в большом количестве и на разных частях тела; иногда эти раны свидетельствовали о сплошной рубке всего тела; головы у многих, если не у большинства, были совершенно размозжены и превращены в бесформенные массы с совершенной потерей очертаний лица; были трупы с отрубленными конечностями и ушами; на некоторых же имелись хирургические повязки – ясное доказательство захвата их в больницах и госпиталях. Труп полицмейстера Жужнева оказался с вырванным боком, что свидетельствует о том, что, по всей вероятности, он некоторое время не предавался земле, и собаки объели его».

Медико-полицейским осмотром вырытого из могил 51 трупа было установлено, что у 26 из них размозжены и разбиты черепа, три трупа совершенно обезображены, у шести обнаружены переломы рук и ног, у 20 штыковые и рубленые раны, на трех хирургические повязки, в двух трупах опознаны ученики, в одном – рабочий и, наконец, в яме (могиле) у полотна железной дороги, идущей со станции Марцево на Балтийский завод, был обнаружен труп генерала от кавалерии Ренненкампфа[22] с огнестрельными ранениями в голову.

М. Коваленский[23]

О событиях в Таганроге[24]

Стоящие гарнизоном, во время Первой мировой войны, в городе запасные полки 274-й и 275-й, а также учебный эскадрон Заамурского конного полка (полк стоял в селе Покровском) распылились самотечным порядком по домам еще до декабря 1917 года, так как комплектовались они, главным образом, жителями Донской и Кубанской областей, а также Ставропольской, Екатеринославской и отчасти Харьковской губерний.

Оставшиеся же к декабрю 1917 года отдельные чины полков, в количестве не больше нескольких десятков человек, если и принимали какое-то участие в восстании рабочих, вспыхнувшем не в декабре 1917 года, а в январе 1918 года, подавлены не были, и поэтому господину Трембовельскому возвращаться после подавления бунта на станцию Бессергеновку тоже не было надобности.

Впоследствии из этих восставших рабочих и, возможно, кое-каких чинов запасных полков, после отхода отряда полковника Кутепова от Таганрога на Ростов, был сформирован Таганрогский полк Красной армии, влитый затем в армию Сорокина и принимавший участие в боях с Добровольческой армией у станции Торговая-Тихорецкая. К восставшим рабочим присоединились военнопленные, работавшие на Русско-Балтийском заводе.

Общее руководство восстанием имел австрийский капитан из военнопленных (фамилии сейчас уже не помню) и с ним прапорщик запаса К. Никифоров, при благосклонном участии командира 274-го запасного полка, князя Микеладзе.

В отряде полковника Кутепова бронеавтомобиля не было. Оставшийся, после распыления Донской армии, на станции Ряженное броневик вследствие отсутствия горючего был отправлен в город Таганрог и поступил в распоряжение Третьей Киевской школы прапорщиков, с которой в первые два дня восстания и принимал участие в рассеянии восставших.

К вечеру второго дня шофер автомобиля исчез (??!), и он остался стоять у ворот «Европейской» гостиницы, где была размещена школа. Ночью среди юнкеров нашелся знающий автомобильное дело человек, который пытался завести мотор, что, однако, не удалось сделать, так как бежавший шофер снял и унес с собой распределитель. После этого машина с помощью каната была втянута во двор гостиницы, разоружена, а впоследствии, при попытке юнкеров пробиться из города (что не удалось; пробилось и вышло из города всего одиннадцать юнкеров при одном офицере, остальные погибли), там и оставлена.

При занятии города немцами найдено было около двухсот трупов, которые и были с воинскими почестями погребены на местном кладбище.

Отряд же полковника Кутепова в то время состоял из Первой Офицерской роты (40 штыков), Второй Офицерской роты (количество штыков мне неизвестно), партизанского отряда полковника Семилетова, роты Корниловского ударного полка и роты Георгиевского полка.

А. Сукачев

Воспоминания[25]

Начался 1918 год. Беспощадная красная волна захлестнула всю Россию. Казалось, что те несколько сот человек молодежи, пробравшейся так же, как и мы, в Новочеркасск, одержимы каким-то безумием, пытаясь идти против 180-миллионной народной массы. Капля воды в разбушевавшемся русском море…

Вся Россия, явно или тайно, из подлости, корысти, а порой просто глупости или трусости – против нас… Всюду вражда, озлобленность. Проявление этой звериной злобы мы почувствовали на собственной шкуре с первых же дней нашей службы в формирующихся еще только частях под командой генерала Корнилова.

После того как Мартыновского и меня зарегистрировали на Барочной, 2, нас сейчас же назначили в дивизион полковника Гершельмана, который начал формироваться в Ростове. Мы туда прибыли на следующий же день, а 5 января нас отправили по железной дороге в Таганрог.

Целью нашего пребывания там было пополнение наших частей оружием и лошадьми, брошенными солдатами Запасного Заамурского конного полка, спешившими «вернуться домой».

Мы встречали все время скрытое, а часто и явное сопротивление, но все же к вечеру 12 января наша работа была почти закончена. Грузили последних лошадей в поезд. В нашем вагоне («40 человек – 8 лошадей») мы заметили большой торчащий гвоздь, который мог ранить лошадь. Я попытался его вытащить рукой, но не мог. В это время проходил какой-то железнодорожный служащий, и я спросил, нет ли у него клещей. У него их не оказалось при себе, но он мне предложил пойти с ним, что он, мол, их достанет. Мы пошли между путями, все дальше и дальше. Мне это показалось подозрительным. В этот момент я услышал сбоку какой-то