–Пирожки?– недоверчиво переспросил он. Когда она положила на его стол приоткрытый пакет, блаженно улыбнулся:– От Мориса.– И тут же вскочил с места, подбежал к двери и закричал:– Элла! Будь доброй феей! Принеси чай!

–Сколько?– спросила Русакова.

Шура оглянулся на Мирославу. Та покачала головой, давая понять, что пить чай не будет. И тогда Шура крикнул:

–Побольше!

Элла принесла чай в огромной кружке с изображением довольного бегемота, запечатлённого на одной из её сторон.

–Спасибо, Элла!– воскликнул следователь.

–Шур…– тихо протянула Мирослава, и Наполеонов, опомнившись, кивнул на пакет:– Элла, угощайся!

–Спасибо, не откажусь,– ответила девушка и взяла один пирожок.

–Бери ещё,– расщедрился Наполеонов.

–Спасибо, но вы, Александр Романович, не должны забывать, что я не замужем и мне нужно следить за фигурой.

–Это правильно!– с явно преувеличенным энтузиазмом одобрил Шура решение девушки.

Элла улыбнулась и подмигнула Мирославе, детектив подмигнула ей в ответ. Секретарь скрылась за дверью.

–Ух уж эти женщины,– проворчал Наполеонов, заметивший их перемигивание,– строят заговоры на ровном месте.

–Ты ешь, Шурочка, ешь,– ласково проговорила Мирослава.

–Говори, зачем пришла,– потребовал Наполеонов с полным ртом.

Мирослава присела на стул и спросила:

–Как там твой подозреваемый?

–Какой такой подозреваемый?– сделал вид, что не понимает, Наполеонов.

–Иван Терентьевич Костомаров.

–А тебе зачем?

–За надом.

Как ни странно, Наполеонова удовлетворил такой ответ, и он ответил:

–Твердит, что не убивал Тавиденкова. При этом честит его всякими нехорошими словами. Я ему говорю, что так нельзя. Надо соблюдать приличия.

–А он?

–Он орёт в ответ: «Плевать я хотел на все ваши запреты и приличия!»– Наполеонов неодобрительно покачал головой.

–Так, может, он и впрямь не убивал?

–Тебя что, нанял, что ли, кто-то, чтобы оправдать Костомарова?– Шура вопросительно посмотрел на подругу детства.

Она промолчала. И тогда он ответил сам себе:

–Пожалуй, нет, у всей родни Ивана Терентьевича не хватит денег, чтобы расплатиться с вашим агентством.

–Шура, ты мне лучше скажи, как Костомаров объясняет наличие его пальчиков на камне с кровью Тавиденкова?

–Понимаешь ли, какое дело,– Наполеонов неодобрительно нахмурился,– этот жучила Тавиденков, хоть о мёртвых и нельзя плохо говорить…

–Не бойся, говори, там во второй части изречения говорится, что правду говорить можно, какой бы она ни была,– развеяла его опасения Мирослава.

–Ну так вот, он, как барин своих крепостных, заставлял рабочих трудиться на его собственном подворье. И Костомаров благоустраивал эту клумбу, обкладывая её новыми камнями.

–Так выходит, его пальчики и на других камнях есть:

–Есть. Но одно но.

–Какое?

–Все остальные камни прочно сидят в своём земляном гнёздышке. А этот легко вынимается. Это говорит о том, что его вынимали только что.

–И что с того? Его мог вынуть кто-то другой.

–А отпечатки пальцев?

–Преступник мог работать в перчатках.

–Тогда получается, что он знал об отпечатках пальцев Костомарова на камне и постарался их не смазать…

–Преступнику могло просто повезти.

–В смысле?

–В том смысле, что отпечатки Костомарова не стёрлись. Но меня напрягает другое.

–Что?

–Почему Костомаров ничего не помнит.

–В том-то и закавыка,– согласился Наполеонов.

–Не мог же он напиться до такой степени.

–В принципе, почему нет…– усомнился следователь.

–Если он был так пьян, то убить Тавиденкова он точно не мог. Да и убийство какое-то постановочное. Сомневаюсь я, чтобы работяга мог до этого додуматься.

–А разве надпись на стене тебе ни о чём не говорит?

–Уж не хочешь ли ты сказать, что современный рабочий класс зачитывается Маяковским?– улыбнулась Мирослава.

–Откуда мне это знать,– вздохнул Шура.

–Ладно. Надпись на стене сделана краской?

–Уж точно не кровью убиенного,– подтвердил её догадку следователь.

–Вы нашли магазин, в котором была куплена эта краска?

–Нашли. Но магазин огромный. Покупатель не расплачивался карточкой.

–Откуда это известно?

–Оттуда! Карточкой за краску вообще никто не платил.

–Где находится магазин?

–На восемнадцатом километре.

–За городом,– проговорила Мирослава.

–И что? Туда может смотаться любой, у кого есть свой автомобиль.

–У Костомарова есть свой автомобиль?– спросила она.

–Нет. Но и это ни о чём не говорит.

–Ладно. Где были куплены ананасы?

–С ними вообще засада. Их можно купить в любом супермаркете.

–В таком количестве?

–Если преступник не дурак, то он покупал их в разных магазинах.

–А рябчика?

–Этого выяснить не удалось.

–Он был ощипанным?

–Нет.

–Охотников в окружении подозреваемого нет,– скорее констатировала, чем спросила Мирослава.– Но они могли быть в окружении бизнесмена.

–Ты хочешь сказать, что он сам приобрёл этого рябчика, чтобы красиво обставить свою смерть?

–Не обязательно.

–Кто у Тавиденковых закупает продукты?

–Кухарка Лидия Фёдоровна Непалова. Мы уже опросили её. Ни ананасов, ни рябчиков она не покупала.

–Горничная у них тоже есть?

–Есть, Елизавета Андреевна Куропаткина.

–И что она?

–Плачет.

–Я не спрашиваю, что она делает, меня интересует, что она говорит.

–Ничего. Ровным счётом ничего!

–А Стелла Эдуардовна плачет?

–Не замечал. Хотя трёт сухие глаза кружевным платочком. Кстати, дочь Дарья тоже не плачет, хотя с лица аж почернела вся. Смотреть на неё страшно.

–Говорят, что она любила отца.

Наполеонов кивнул.

–Дети всяких родителей любят.

–Шур, а какие-нибудь следы на месте преступления были?

–Были,– нахмурился Наполеонов.