Шрифт:
Закладка:
— Вот вам! — ставя на стол бутылку, сказал Карл Иваныч.
— А бокалы? — спросил Каютин.
— Какие бокалы! вот стаканы! — отвечала Полинька.
— Ах, бокалы бы лучше! ну, да нечего делать, давайте хоть стаканы.
И Каютин с наслаждением начал обивать смолу. Все смотрели с любопытством и все жались ближе.
— Тише, не разбейте, — заметила Ольга Александровна.
— Не бойтесь! — гордо ответил Каютин, обрезывая проволоку. — Ну, господа, стаканы!
— Вот, вот!
И ему подали на маленьком подносе несколько стаканов. Медленно начал Каютин вытаскивать пробку.
— Не нужно ли штопора? — наивно спросил Карл Иваныч.
Каютин залился смехом… Пробка сама выскочила с треском и ударила в потолок. Все отскочили с визгом и криком: каждый боялся пробки, как ракеты. Каютин так растерялся, что отчаянным голосом закричал:
— Стаканов, стаканов!
Несколько рук протянулось к нему; шипя и искрясь, полилась влага в стаканы.
— Ах, уйдет! уйдет квас! — закричали дети, увидав, как высоко поднялась пена.
Разлив вино по числу присутствующих, Каютин взял стакан и сказал:
— Господа, за здоровье Палагеи Ивановны!
— Нет, нет, за ваше скорое возвращение! — сказала Полинька краснея.
— Да, правда! — сказали все остальные.
— Желаю вам счастливого пути! — сказала Надежда Сергеевна.
— Желаю вам денег, — подходя к Каютину, сказала Ольга Александровна.
— Желаю вам… — и Карл Иваныч остановился, пристально посмотрел на Полиньку и договорил: — желаю вам воротиться к зиме.
Полинька взглядом поблагодарила доброго Карла Иваныча за такое великодушное желание.
— Ха, ха, ха! скоро, очень скоро! — заметил Каютин.
Полинька подошла к Каютину.
— Желаю вам, — сказала она нетвердым голосом, — веселой дороги и успеха во всех ваших предприятиях… чтоб вы были здоровы и веселы и не заб…
Полинька запила остальное. Каютин жадно слушал очаровательный и грустный голос своей невесты, которого предстояло ему не слышать, может быть, многие годы. Он обвел стаканом присутствующих, прощаясь со всеми и благодаря; глаза его остановились на Полиньке.
— Я сам себе желаю, — сказал он: — ну, да не скажу, чего я желаю…
И, выразительно посмотрев на Полиньку, он залпом выпил стакан до капли. Чтоб скрыть свое смущение, Карл Иваныч поднял пробку с полу и старался ее вставить снова в бутылку, удивляясь, что пробка так дурна.
— Уж смеркается, — заметила Надежда Сергеевна.
Все затихли и глядели друг на друга; казалось, ни у кого недоставало духу сказать: пора ехать. Каютин подошел к окну, заглянул в него и, обратясь к детям, сидевшим на окне, сказал дрожащим голосом:
— Ну, что? хотите ехать со мною, а? так собирайтесь: пора!
— Хотим, хотим! — радостно отвечали дети и, соскочив с окна, подбежали к матери, крича:
— Мы с дядей поедем!
— Полноте, он пошутил, — отвечала мать и обратилась к Каютину:
— В самом деле, не пора ли ехать?
— Надо сперва всем сесть! — заметила Надежда Сергеевна.
— Да, надо сесть! — повторил Каютин стараясь придать веселость своему голосу.
Полинька ничего не говорила; бледная, как смерть, она смотрела кругом в молчаливой тоске и машинально подражала движениям других. Все уселись. Каютину было так тяжело, что он через секунду же вскочил; все, крестясь, сделали то же.
— Ну…
И Каютин собрался с силами, подошел к руке Надежды Сергеевны и сказал умоляющим голосом;
— Прощайте, не оставьте Палагею Ивановну! Кирпичова успокаивала его и обещала как можно чаще навещать Полиньку.
Каютин подошел также к руке Ольги Александровны и, прощаясь, тоже просил о Полиньке.
— Прощай, дядя, прощай! — цепляясь за пальто Каютина, кричали дети и протягивали ему губы. И Каютин, приподняв каждого из них, крепко поцеловал детей: ему было невыносимо грустно расставаться со всем, что любила Полинька.
— Карл Иваныч, прощайте! — сказал Каютин, голос которого все больше и больше слабел.
Карл Иваныч стоял с узлами, которые готовился уложить в телегу.
— Прощайте! — отвечал он и не знал, как подать руку: обе его руки были заняты.
Каютин обнял его, крепко поцеловал и шепнул ему на ухо:
— Ради бога, не уезжайте с этой квартиры, не оставляйте ее одну.
— Как можно! как это можно!
И Карл Иванович побледнел при одной мысли переехать на другую квартиру.
Время настало проститься с Полинькой, которая с каким-то странным равнодушием глядела на прощанье; она, казалось, не верила своим глазам и ушам.
— Палагея Ивановна, проща…
Но у Каютина опять недостало голоса. Он нагнулся поцеловать ее руку; слезы брызнули из его глаз, и он долго, долго, не отрывал своих губ от руки Полиньки. Сначала Полинька вспыхнула, потом снова побледнела, глаза ее наполнились слезами, она нагнулась ему на плечо и тихо зарыдала. Каютин начал ее целовать, они его: они все забыли; слезы их смешались; ни клятв, ни слов не было; одни взгляды, но они так страшны были, что все прослезились, а Карл Иваныч, весь бледный, тяжело дыша, бросив узлы и не помня себя, ходил около прощающихся. Вдруг Полинька опомнилась, отскочила от Каютина, покраснела и, вытирая слезы, с принужденной улыбкой сказала:
— Пишите… не забудьте ваш адрес прислать.
Каютин был страшно расстроен; он расстегнул пальто, снова застегнул его.
— Слышали? адреса не забудьте! — повторила Полинька.
— Не забуду; вы, пожалуй, будете просить, чтоб я вашего адреса не забыл, — смеясь сквозь слезы, сказал Каютин и пошел к дверям; все за ним последовали… В телеге все уже было уложено Карлом Иванычем, Хозяйка, подбоченясь, стояла у ворот и радостно смотрела на печальное лицо Полиньки.
— Прощайте, Василиса Ивановна! — сказал Каютин. — Не обижайте Палагею Ивановну: я вам подарочек привезу.
— Благодарю, — отвечала хозяйка, — я не такая, чтоб кого обидеть!
— Ну, хорошо ли вам? — спросил Карл Иваныч, когда Каютин, еще раз перецеловав всех без церемонии в губы, влез в телегу.
— Славно! точно в кабриолете.
— Кисет взяли? — спросила Полинька.
— Взял: вот он!
И Каютин подкинул кисет, висевший на пуговице его пальто.
— Все ли взяли! не забыли ли чего? — спросила Надежда Сергеевна.
— Кажется, все! — отвечал Каютин.
— Прощайте! — вдруг закричал Доможиров, высунув свою голову в белом колпаке из форточки. — Поздно едете; засиделись, пора, пора!
— Да, пора, прощайте!
Каютин протянул руку Полиньке и, пожав ее, тихо сказал:
— Полинька, дай мне еще раз поцеловать тебя…
— Ах, как можно — на улице!
И она отскочила от телеги, опасаясь, чтоб Каютин не исполнил своего желания.
— Ну, пошел! — гаркнул Доможиров из окна.
Ямщик ударил кнутом, и телега покатилась. Все это сделалось так неожиданно, что все закричали: «стой!», а Каютин упал и барахтался в сене. Доможиров хохотал, как сумасшедший. Из окон соседних домов повысунулись головы и с любопытством смотрели… Полинька и Карл Иваныч побежали за телегой, крича: «стой, стой!» Телега остановилась, и Каютин, весь
