— Вот вам! — ставя на стол бутылку, сказал Карл Иваныч.

— А бокалы? — спросил Каютин.

— Какие бокалы! вот стаканы! — отвечала Полинька.

— Ах, бокалы бы лучше! ну, да нечего делать, давайте хоть стаканы.

И Каютин с наслаждением начал обивать смолу. Все смотрели с любопытством и все жались ближе.

— Тише, не разбейте, — заметила Ольга Александровна.

— Не бойтесь! — гордо ответил Каютин, обрезывая проволоку. — Ну, господа, стаканы!

— Вот, вот!

И ему подали на маленьком подносе несколько стаканов. Медленно начал Каютин вытаскивать пробку.

— Не нужно ли штопора? — наивно спросил Карл Иваныч.

Каютин залился смехом… Пробка сама выскочила с треском и ударила в потолок. Все отскочили с визгом и криком: каждый боялся пробки, как ракеты. Каютин так растерялся, что отчаянным голосом закричал:

— Стаканов, стаканов!

Несколько рук протянулось к нему; шипя и искрясь, полилась влага в стаканы.

— Ах, уйдет! уйдет квас! — закричали дети, увидав, как высоко поднялась пена.

Разлив вино по числу присутствующих, Каютин взял стакан и сказал:

— Господа, за здоровье Палагеи Ивановны!

— Нет, нет, за ваше скорое возвращение! — сказала Полинька краснея.

— Да, правда! — сказали все остальные.

— Желаю вам счастливого пути! — сказала Надежда Сергеевна.

— Желаю вам денег, — подходя к Каютину, сказала Ольга Александровна.

— Желаю вам… — и Карл Иваныч остановился, пристально посмотрел на Полиньку и договорил: — желаю вам воротиться к зиме.

Полинька взглядом поблагодарила доброго Карла Иваныча за такое великодушное желание.

— Ха, ха, ха! скоро, очень скоро! — заметил Каютин.

Полинька подошла к Каютину.

— Желаю вам, — сказала она нетвердым голосом, — веселой дороги и успеха во всех ваших предприятиях… чтоб вы были здоровы и веселы и не заб…

Полинька запила остальное. Каютин жадно слушал очаровательный и грустный голос своей невесты, которого предстояло ему не слышать, может быть, многие годы. Он обвел стаканом присутствующих, прощаясь со всеми и благодаря; глаза его остановились на Полиньке.

— Я сам себе желаю, — сказал он: — ну, да не скажу, чего я желаю…

И, выразительно посмотрев на Полиньку, он залпом выпил стакан до капли. Чтоб скрыть свое смущение, Карл Иваныч поднял пробку с полу и старался ее вставить снова в бутылку, удивляясь, что пробка так дурна.

— Уж смеркается, — заметила Надежда Сергеевна.

Все затихли и глядели друг на друга; казалось, ни у кого недоставало духу сказать: пора ехать. Каютин подошел к окну, заглянул в него и, обратясь к детям, сидевшим на окне, сказал дрожащим голосом:

— Ну, что? хотите ехать со мною, а? так собирайтесь: пора!

— Хотим, хотим! — радостно отвечали дети и, соскочив с окна, подбежали к матери, крича:

— Мы с дядей поедем!

— Полноте, он пошутил, — отвечала мать и обратилась к Каютину:

— В самом деле, не пора ли ехать?

— Надо сперва всем сесть! — заметила Надежда Сергеевна.

— Да, надо сесть! — повторил Каютин стараясь придать веселость своему голосу.

Полинька ничего не говорила; бледная, как смерть, она смотрела кругом в молчаливой тоске и машинально подражала движениям других. Все уселись. Каютину было так тяжело, что он через секунду же вскочил; все, крестясь, сделали то же.

— Ну…

И Каютин собрался с силами, подошел к руке Надежды Сергеевны и сказал умоляющим голосом;

— Прощайте, не оставьте Палагею Ивановну! Кирпичова успокаивала его и обещала как можно чаще навещать Полиньку.

Каютин подошел также к руке Ольги Александровны и, прощаясь, тоже просил о Полиньке.

— Прощай, дядя, прощай! — цепляясь за пальто Каютина, кричали дети и протягивали ему губы. И Каютин, приподняв каждого из них, крепко поцеловал детей: ему было невыносимо грустно расставаться со всем, что любила Полинька.

— Карл Иваныч, прощайте! — сказал Каютин, голос которого все больше и больше слабел.

Карл Иваныч стоял с узлами, которые готовился уложить в телегу.

— Прощайте! — отвечал он и не знал, как подать руку: обе его руки были заняты.

Каютин обнял его, крепко поцеловал и шепнул ему на ухо:

— Ради бога, не уезжайте с этой квартиры, не оставляйте ее одну.

— Как можно! как это можно!

И Карл Иванович побледнел при одной мысли переехать на другую квартиру.

Время настало проститься с Полинькой, которая с каким-то странным равнодушием глядела на прощанье; она, казалось, не верила своим глазам и ушам.

— Палагея Ивановна, проща…

Но у Каютина опять недостало голоса. Он нагнулся поцеловать ее руку; слезы брызнули из его глаз, и он долго, долго, не отрывал своих губ от руки Полиньки. Сначала Полинька вспыхнула, потом снова побледнела, глаза ее наполнились слезами, она нагнулась ему на плечо и тихо зарыдала. Каютин начал ее целовать, они его: они все забыли; слезы их смешались; ни клятв, ни слов не было; одни взгляды, но они так страшны были, что все прослезились, а Карл Иваныч, весь бледный, тяжело дыша, бросив узлы и не помня себя, ходил около прощающихся. Вдруг Полинька опомнилась, отскочила от Каютина, покраснела и, вытирая слезы, с принужденной улыбкой сказала:

— Пишите… не забудьте ваш адрес прислать.

Каютин был страшно расстроен; он расстегнул пальто, снова застегнул его.

— Слышали? адреса не забудьте! — повторила Полинька.

— Не забуду; вы, пожалуй, будете просить, чтоб я вашего адреса не забыл, — смеясь сквозь слезы, сказал Каютин и пошел к дверям; все за ним последовали… В телеге все уже было уложено Карлом Иванычем, Хозяйка, подбоченясь, стояла у ворот и радостно смотрела на печальное лицо Полиньки.

— Прощайте, Василиса Ивановна! — сказал Каютин. — Не обижайте Палагею Ивановну: я вам подарочек привезу.

— Благодарю, — отвечала хозяйка, — я не такая, чтоб кого обидеть!

— Ну, хорошо ли вам? — спросил Карл Иваныч, когда Каютин, еще раз перецеловав всех без церемонии в губы, влез в телегу.

— Славно! точно в кабриолете.

— Кисет взяли? — спросила Полинька.

— Взял: вот он!

И Каютин подкинул кисет, висевший на пуговице его пальто.

— Все ли взяли! не забыли ли чего? — спросила Надежда Сергеевна.

— Кажется, все! — отвечал Каютин.

— Прощайте! — вдруг закричал Доможиров, высунув свою голову в белом колпаке из форточки. — Поздно едете; засиделись, пора, пора!

— Да, пора, прощайте!

Каютин протянул руку Полиньке и, пожав ее, тихо сказал:

— Полинька, дай мне еще раз поцеловать тебя…

— Ах, как можно — на улице!

И она отскочила от телеги, опасаясь, чтоб Каютин не исполнил своего желания.

— Ну, пошел! — гаркнул Доможиров из окна.

Ямщик ударил кнутом, и телега покатилась. Все это сделалось так неожиданно, что все закричали: «стой!», а Каютин упал и барахтался в сене. Доможиров хохотал, как сумасшедший. Из окон соседних домов повысунулись головы и с любопытством смотрели… Полинька и Карл Иваныч побежали за телегой, крича: «стой, стой!» Телега остановилась, и Каютин, весь