— Да вот я и сам гадаю.

— Вы рукопись видели?

— Да, вчера, на аукционе.

— Что можете о ней сказать?

— Ну, я ее держал в руках всего несколько минут, но ничто там не наводило на мысль о подделке. Почерк, судя по всему, Бодлера, бумага достаточно старая.

— Вы ее прочитали?

— Не успел. Просмотрел начало — опять же, мне оно показалось подлинным.

— Я ее прочитал на прошлой неделе в лавке у Жакене. Восемнадцать лет ждал этой возможности. Давайте расскажу, о чем там: вас это может заинтересовать, не как ученого, а как человека. Это не вымысел. Бодлер вроде как писал про себя. Это история его подготовки к превращению совершенно необычайного толка.

Все как описывала Мадлен, подумал я. Мне очень хотелось услышать, что имел сказать Массю, но чутье призывало не разглашать ничего из того, что я знал про Мадлен.

— Превращению?

— Метемпсихоз, месье, — знакомо вам такое слово?

— Разумеется, переселение душ после смерти.

— Оно самое, — кивнул Массю. — Только Бодлер в своей истории, похоже, говорит о переселении душ, которое происходит еще при жизни.

— Понятно. — Массю не сводил с меня глаз. — На мой взгляд, это чистый вымысел.

— В обычном случае я бы с вами согласился. Но в этом деле, которое, кстати сказать, было открыто восемнадцать лет тому назад, граница между вымыслом и реальностью размыта. Что вам известно о Бодлеровском обществе и его президенте мадам Габриэль Шанель?

Черт, подумал я, а я-то надеялся, что про Шанель он не заговорит. После его слов все попытки делать вид, что рассказы Мадлен — бред, полностью себя исчерпали. Ладно, подумал я, это все равно лучше держать при себе.

— До самого последнего времени я не знал об Обществе, — ответил я. — Но имя этой женщины мне вроде как знакомо.

— Тогда я вас просвещу. Бодлеровское общество — реликт канувшей эпохи, когда были в моде всякие литературные объединения. Пика славы оно достигло в девятисотые годы, когда считалось самым престижным в своем роде в Париже, а следовательно, и в мире. В тысяча девятьсот двадцать третьем году на пост президента заступила Габриэль Шанель, юная дама, обшивавшая высшее общество. Сейчас это самая богатая женщина Франции, ее лучше знают под именем Коко. Наверняка вы его слышали?

Я кивнул. Массю умолк, будто обдумывая, что сказать дальше.

— Чувствуете, чем тут пахнет, месье? Пахнет горелой бумагой. Входя, вы наверняка заметили костер во дворе. Сейчас документы жгут во дворах всех официальных зданий Парижа. Целые архивы превращаются в пепел. Это прекрасно говорит о том, как организована защита страны. Учитывая эти обстоятельства, вы наверняка задаетесь вопросом, почему в подобный момент загруженный работой полицейский чиновник с таким трепетом занимается делом убитого букиниста. То-то и оно, что это не обычное дело. Венне — третий убитый на моей памяти, кому вырезали глаза, и каждый раз в деле была замешана рукопись Бодлера. Первый случай произошел в тысяча девятьсот двадцать втором году. Я был участковым, меня назначили помогать в одном расследовании. Пострадавший торговал старинными книгами. Глазницы оказались пусты, глазные яблоки так и не обнаружили. Когда я опрашивал вдову, она сообщила, что муж ее получил от нового клиента заказ на продажу рукописи — ранее не известной повести Бодлера. Рукопись исчезла. Выяснилось, что клиент — Бодлеровское общество. Я нанес туда визит, штаб-квартира находится в частном особняке на острове Сен-Луи. Президентом тогда был Аристид Артопулос. Странный тип — заявил, что не припоминает ни такой книги, ни книготорговца. В итоге подозрение пало на зятя книготорговца, совершенно опустившегося алкоголика, который задолжал покойному денег. Ему предъявили обвинение, признали виновным и гильотинировали. Я присутствовал при казни — было это ранним утром, перед зданием тюрьмы на бульваре Араго; помню, как подумал, что не того казнят. Но такова у полицейского жизнь, и я выбросил эту историю из головы.

Прошло десять лет, я продвинулся по службе до заместителя комиссара. Вскоре после наступления нового, тысяча девятьсот тридцать первого года один полицейский из предместья обнаружил мертвое тело — доложил, что у трупа вырезаны глазные яблоки. Едва я про это услышал, как тут же вспомнил того книготорговца, убитого много лет назад. У жертвы нашли документы, он оказался бельгийским промышленником и известным плейбоем. Владел великолепной библиотекой, посвященной его любимой Бельгии. Вечером накануне смерти он сообщил друзьям по Жокейскому клубу, что приехал в Париж приобрести, за весьма солидную сумму, одну историю, собственноручно написанную Бодлером в Брюсселе. После ужина он отправился в «Шабане», высококлассный бордель во Втором округе, который посещал регулярно. Из «Шабане» вышел в четыре утра, но до отеля «Георг Пятый», где жил, не добрался. На следующее утро тело его обнаружили в Венсенском лесу двое парнишек.

Газеты подняли некоторый шум прежде, чем мы заткнули им глотки. Подозрение пало на таксиста, заядлого картежника, к которому бельгиец сел возле борделя. Но меня это не удовлетворило. Я внимательно изучил все улики и опознал один из адресов в его записной книжке: Анжуйская набережная, семнадцать. Адрес Бодлеровского общества. Я нанес им очередной визит. Артопулоса уже не было в живых. Место его заняла женщина, имя которой мне было знакомо: Коко Шанель. Она, по собственному заявлению, встречала бельгийца в свете, но о его смерти ведала лишь то, что напечатали в газетах.

Таксиста признали виновным, он тоже был казнен на заре на бульваре Араго, и я вновь присутствовал при казни. Я был убежден, что правосудие в очередной раз допустило ошибку, однако у меня не было доказательств. Я решил заняться архивами, изучить убийства, по ходу которых у жертв вырезали глазные яблоки. Таких оказалось несколько. Ипполит Бальтазар, психолог, работавший в приюте для военных при лечебнице Сальпетриер, был убит в тысяча девятьсот семнадцатом году. Выяснилось, что Бальтазар на протяжении семнадцати лет был видным членом Бодлеровского общества. После этой зацепки я стал копать далее. В тысяча девятисотом году в поезде из Нанта в Париж были обнаружены мертвыми в своих купе Эдмонда де Бресси, основательница Бодлеровского общества, и Люсьен Рёг, его секретарь, — у обоих были вырезаны глаза. В том же году в Гавре был убит Гаспар Ледюк, капитан торгового флота, — у него также не хватало глаз. Он работал в судоходной компании, принадлежавшей династии Артопулосов.

Смерть Венне подтверждает мои интуитивные подозрения: кто-то убивает людей, так или иначе связанных с рукописью Бодлера, а вырезая жертвам глаза, они как бы выводят себя из тени, хотят, чтобы убийства заметили и связали между собой. Всех их связывает одна нить —