Шрифт:
Закладка:
Офицер повертел наши бумаги, издевательски улыбнулся и сказал на ломаном английском:
– Гринго. Вы всегда желанные гости в нашей стране. Ведь только благодаря вам у нас есть такие замечательные машины, как эта.
Он подошел ко мне и жестко приказал:
– Расстегнуть рубашку!
– Что?
Солдат шевельнул прикладом. Я моментально распахнул грязную, пропахшую прокисшим потом гавайку. Командир скользнул взглядом по моим голым плечам. Я сообразил: офицер искал кровоподтеки – следы отдачи ружейного приклада. Какое счастье, что мой старый армейский жетон остался в гостинице в Форт-Лодердейл…
Командир повернулся к Мартинесу. Тот стоял, обнаженный по пояс.
– Девушку вы тоже проверите? – неосторожно спросил я.
Солдат шагнул ко мне. Толстяк что-то гаркнул и тот мгновенно замер, как вкопанный. Офицер вкрадчиво сказал:
– Гринго, говорить ты будешь, только когда разрешу я, лейтенант Лопес. В следующий раз я могу опоздать с приказом остановиться. Но на вопрос отвечу: твоя жена может не раздеваться.
Внезапно Лопес швырнул мне винтовку. Я поймал оружие, покрутил его, обхватил всей пятерней рукоятку, и заглянул в дуло. На лице лейтенанта расплылась довольная ухмылка. Он выхватил у меня винтовку и кинул ее Мартинесу.
Никто никогда не узнает, о чем он думал в этот момент. Яростно сверкнули темные глаза. Мартинес молниеносно взвел затвор, направил ствол в лицо лейтенанту и нажал спуск. Сухой щелчок ударника громом ударил по нервам. Солдат выхватил у Мартинеса винтовку и двинул его прикладом в живот. Тот со стоном повалился на землю. Мэри закричала, бросилась было вперед, и наткнулась на ствол.
– Гринго, вы очень рискуете, доверяя свою жизнь… герильос, – учтиво сказал офицер и вдруг рявкнул: – Вы кто?
– Правозащитники…
Лопес повернулся к Мартинесу и что-то сказал по-испански. Тот молчал. Солдаты стащили с повстанца ботинки и загоготали, тыкая стволами в смуглые босые ступни.
Офицер еще раз что-то спросил, но так и не дождался ответа. Тогда он указал на солдата, тот осклабился, опустил ствол винтовки к ноге Мартинеса и нажал спуск. Грохнул выстрел, большой палец превратился в кровавые лоскуты. Я никогда не думал, что человек может так кричать…
Мэри затрепетала в моих объятиях, и вдруг застыла, словно превратилась в каменное изваяние. Я попытался прикрыть ее глаза ладонью, но она решительно отвела мою руку.
Офицер снова заговорил по-испански, не дождался ответа и резко опустил каблук на изувеченную ногу Мартинеса. Тот мучительно застонал, закатил глаза и повалился на землю.
Лейтенант снял с пояса флягу и отвинтил пробку, в ноздри шибанул омерзительный запах спиртного. Лопес набрал в рот пойло и брызнул в лицо Мартинесу. Тот охнул, открыл глаза и потянулся к ужасной ране. Офицер довольно заулыбался и показал в сторону шоссе. Не получив ответа, он указал на нас.
Мартинес приподнялся на коленях, шатаясь, встал и заковылял к дороге, припадая на изувеченную ногу. За ним тянулся кровавый след. Лопес глянул на часы и махнул рукой. Ничего не произошло.
Тогда Лопес взлетел на крышу «Хамви», и ткнул пулеметчика кулаком в лицо. Тот схватился за рукоятки, довернул ствол и нажал на спуск. В уши ударил тягучий гром. Там, где брел Мартинес, разлетелись клочья.
Только сейчас я заметил, что пока длилась экзекуция, кровавые краски вечера угасли, превратившись в траурный креп тропической ночи. Нас грубо швырнули под зажженные фары. Солдаты вытащили из машины ящик со спиртным и устроились на уцелевших скамейках в палисаднике, из которого мы совсем недавно выходили вместе с Мартинесом.
Лопес болтал без умолку, жестикулируя так, что форма едва не трещала по швам на его плечах. Солдаты рыгали на всю площадь и гоготали, прикладываясь к бутылкам. Выпуклые донышки блестели в звездном сиянии, будто линзы диковинных подзорных труб. Только пулеметчик молчал в своей башенке, поводя стволом по сторонам. Лейтенант окликнул его, тот спустился на землю и присоединился к попойке, заливая спиртным собственную совесть. Лопес одобрительно похлопал парня по плечу.
Из-за белого двухэтажного дома, испещренного следами пуль, выглянула огромная молочно-белая луна, заливая палисадник мертвенно-белым светом. Солдаты затихли. Лопес посмотрел на нас мутным взглядом, что-то сказал, захохотал и захрапел, уткнувшись носом в плечо сослуживцу.
Пулеметчик достал из ящика бутылку, откупорил ее, пошатываясь, пересек площадь и протянул нам выпивку. Мэри жадно хлебнула, еще и еще… Я отобрал у нее спиртное и сам припал к горлышку, стараясь не глотнуть. Остро пахнущая жидкость полилась мне на гавайку. Пулеметчик вернулся к своим товарищам, выхватил из руки командира бутылку, залпом осушил ее и рухнул на землю.
Мэри уставилась на меня. В лунном свете глаза сверкали, как две безумных звезды.
– Мы можем завести машину и уехать? – задыхаясь, прошептала она.
– Нет. Мотор обязательно их разбудит. Есть лишь один способ.
– Какой?
Я указал на пулемет.
– Всех? – ужаснулась жена.
– Да. До единого.
Осторожно открыв дверь «Хамви», я взлетел в башенку, развернул турель и без малейших колебаний нажал на спуск. Пулемет плеснул огнем и торжествующе загрохотал, выметая из палисадника все живое, мертвое и то, что совсем недавно было живым. В лоток посыпались гильзы…
Я отпустил гашетку и спрыгнул на землю. В ушах звенело. Мэри согнулась пополам, раскрыв рот в беззвучном крике. Все, что она только что выпила, блестело на асфальте бесформенной лужей.
– За руль! Быстро! Поехали! – я встряхнул жену.
– Куда? – выдохнула она.
– Куда я прикажу! – крикнул я, захлопывая бронированную дверь.
Мэри воткнула скорость и вдавила в пол акселератор. Дизель надсадно взвыл и «Хамви» помчался по шоссе, выхватывая лучами фар запустение разоренных деревень. Стыдно признаться, но машину жена водит куда лучше меня. Я сидел смирно, поглядывая на спидометр и, возле очередного покинутого поселка, скомандовал:
– Сворачивай за дома! Стоп!
Мэри выключила мотор, посмотрела на меня и вдруг расхохоталась. Ее обычно заливистый смех становился все выше и громче, пока не перешел в истерический визг. И тогда я впервые в жизни ударил жену, отвесив ей звонкую пощечину.
– Спасибо, – взволнованно прошептала она, даже не притронувшись к покрасневшей щеке. – Но ведь у нас не было другого выхода?
– Разумеется, был, – возразил я. – Дождаться рассвета, поехать под конвоем в комендатуру – и домой. Но я перестал бы себя уважать, если бы так поступил.
– Я бы тоже, – заключила супруга. – Но вот так… Только что они говорили, смеялись, радовались…
– …убивая Мартинеса, – ввернул я.
– Да, убивая Ма… Что ты несешь?! – крикнула жена. – Я не это хотела сказать!
– А я именно
