Мессинг увидел лицо Ханни. Оно было спокойно, только жизнь почему-то стремительно стекала с него. Ее глаза, любимые голубые глаза, теряли выражение, и на глазах проваливались в некую недоступную и непонятную бездну.

Вольф на всю жизнь запомнил этот взгляд. Ее последний взгляд, угасший очень быстро, на руках у какой-то гражданки, придерживающей ей голову.

Официант, заметив неладное, приблизился ко Мессингу.

– Что-нибудь желаете заказать?

Вольф даже не взглянул на него. Он не видел его. Он вообще ничего не мог разглядеть, перед глазами колыхалась зыбкая муть.

– Что с вами? – испугался официант. – Вам плохо?

За его спиной раздался знакомый голос:

– Не беспокойтесь, сейчас господину станет лучше.

Мессинг прозрел и обнаружил усаживающегося напротив Вайскруфта.

Он улыбнулся и поинтересовался:

– Далеко собрался, Вольфи?

– Тебя это не касается.

Тот кивнул.

– Возможно, но я пришел сообщить тебе печальное известие. Только что Ханну сбила машина. При переходе улицы. Несчастный случай. Она скончалась на месте.

Вольф усмехнулся, ему стало радостно. Теперь он мог отомстить за все сразу, но прежде всего за Ханни.

– Несчастный случай? – переспросил Мессинг.

Вилли кивнул.

– Если не считать, что за рулем был Зигфрид.

Вайскруфт не смог скрыть удивления:

– Полиция пока не выяснила, кто был за рулем.

– А я утверждаю, что за рулем был Кёпенник! Знаешь такого? В котелке с усиками. Его, кажется, Зигфридом зовут. Теперь ему не отпереться. И тебе тоже.

Вайскруфт быстро пришел в себя.

– Твои свидетельские показания, Вольфи, вряд ли кого-нибудь заинтересуют. Полагаю, расследование придет к выводу, что с Ханни расправились ее сообщники, чтобы на суде в Эйслебене она не обвинила их в заговоре с целью захвата власти насильственным путем.

– Это ты сам придумал, или кто-нибудь подсказал?

Вилли пожал плечами.

– Какая разница?

– Огромная, – ответил Вольф. – Если ты сам придумал, я уничтожу тебя. Помнишь, к нам в Паноптикум привезли экспонат – человека, напоминавшего жабу? У него имелось по два сустава в коленях и локтях, и он мог складывать под собой руки и ноги. Стоило ему присесть, как он становился похож на земноводное, приготовившееся к прыжку. Он, правда, был далеко не слабоумный человек, чего не скажут о тебе. Ты так долго рассказывал мне, какой я даровитый по телепатический части, что теперь я уверился в этом.

Мессинг ударил его мыслью – стоять смирно. Не дергаться. Он сел прямо, затем, пошатываясь, встал, спотыкаясь побрел к выходу. Сзади к Вольфу тут же подскочили два негодяя, один из них ударил его по голове резиновой дубинкой. Какая-то женщина в ресторане вскрикнула. К их столику подскочил официант, за ним не спеша двинулся метрдотель. Вилли Вайскруфт, воспользовавшись тем, что Мессинг взвыл от боли, воспрянул духом и, показав значок, успокоил публику:

– Не беспокойтесь, все в порядке. Задержан террорист. Прошу сохранять спокойствие.

Тупая боль в затылке мешала Вольфу сосредоточиться. Двое сопровождавших Вилли полицейских в штатском подхватили его под мышки, заставили встать. Вилли приблизился вплотную и прошептал, гнусно изменив лицо:

– Веди себя прилично. Это для твоей же пользы. Ты меня понял?

Мессинг кивнул.

Боль проходила. Он собирался с силами, а посему вел себя как покорная овца. Он расплатился, они вышли из ресторана на перрон, дружно направились в сторону подземного перехода. Спустились в переход. В этот момент на вокзале объявили посадку на поезд, следующий до Варшавы.

В переходе Вольф решительно задвигался, потребовал, чтобы его отпустили. Вилли приказал ослабить хватку. Далее Мессинг пошел самостоятельно. Возможно, это помогло ему избавиться от ушиба о пол, который был бы неминуем, если эти остолопы по-прежнему держали его под руки.

На них напали сзади – ударили металлическими прутьями по головам. Они рухнули, как подкошенные. Вилли, на мгновение поддавшись испугу, выхватил пистолет, однако выстрелить не успел. Пуля одного из нападавших настигла его раньше. Вайскруфт рухнул на бетонный пол, а один из тех, кто свалил полицейских, поднял с пола чемоданчик Мессинга, сунул его в руку, затем передал сверток и шепнул:

– Документы и билет. Пятый вагон. До свиданья, товарищ. Удачи.

Он вскинул правый кулак до уровня плеча и потряс им. Вольф ответил им тем же салютом и бросился вверх по лестнице.

В переход спускался какой-то коммивояжер. Еще несколько ступеней, и ему откроются три тела, лежавшие на бетонных плитах. Надо поспешить.

Мессинг выбежал на перрон, бросился к составу. Возле вагона развернул сверток. Сверху лежала фотография Ханни. Это была замечательная фотография, лучше не бывает…

Он протянул билет проводнику. Не теряя присутствия духа, проследовал в вагон. Поднимаясь по ступенькам, поинтересовался:

– Когда будем в Варшаве?

– Ранним утром, господин.

Мессинг многозначительно, с достоинством кивнул, нашел свое купе. Оно было свободно.

Можно было дать волю слезам.

Ранним утром в паровозном дыму, который ветром сносило к составу, Вольф вернулся на родину. Вышел на перрон, некоторое время стоял, прислушиваясь к забытому говору. Родные «до видзення», «дзенькую», «пшепрашем, пан» звучали как приглашение. Он откликнулся на него, обогнул вокзал и вышел на площадь. Взял такси и на вопросительный взгляд шофера в клетчатой пятиуголке, с трудом вспоминая слова, выговорил.

– Пану в Гуру Кальварию. Дорогу знаете?

Шофер кивнул и предупредил:

– Это будет дорого стоить пану.

Мессинг успокоил его:

– Пану по средствам. Гоните.

И он помчался в родные места, в новую жизнь, в которой никогда более не будет ни Берлина, ни Москвы, ни явок, ни оружия.

Ни любви.

Часть II. Покоритель тайн

Тайна есть величайшее оружие современности. Тайна зовет, она владеет умами, управляет массой, позволяет одним жить за счет других. Тайна всесильна и неподсудна… Тайна – сердцевина надежды и последнее убежище негодяев.

Граф Сен-Жермен

Глава I

Вернувшись на родину, Вольф Мессинг обнаружил, что в Гуре мало что изменилось. Было время поспевания яблок, и его отец все также трудился в арендованном у цадика[29] саду, все также расхаживал босым, все также допекал братьев, правда, двух меньших. Старший, Хаим, успел обзавестись семьей и тоже трудился на местного эксплуататора.

Вольфа встретили с криками радости, со слезами на глазах, разве что отец, предположив, что он сбежал от своего благодетеля, господина Цельмейстера, некоторое время колебался: заслужил ли сын родительское прощение?

– Даже если и так, – ободрил его Вольф, – разве это помешает тебе обнять меня?

Отец смахнул слезу и торжественно произнес:

– Иди ко мне, блудный сын.

Вольф встал на колени.

Евангельская притча оказалась вполне