– Твоя карьера, деньги, слава – в Германии, с фрау Кляйн, обалдуй! Бросай свою жену, забирай детей и лети в Германию!

У Молодого уж и лицо разбито, и слезы в два ручья льют…

И тут я понимаю, что на меня смотрит не мужик-антагонист, не фрау Кляйн и не какой-нибудь седовласый господин из её богатых знакомых.

На меня смотрит жена. Смотрит с умилением, не понимая истинной причины моих слез и думая, конечно, что я растрогался, вернувшись на Родину и оказавшись в объятиях семьи…

Машина подъехала к дому. Сейчас вытащу из багажника чемоданы. Занявшись физической работой, я отвлекаюсь наконец от навязчивых диалогов в голове. Скорее в квартиру, в ванную, скорее раздеться и смыть с себя грязь лжи и фальши, а потом… потом спрятаться от себя самого на груди у любимой женщины!

Боже, как же хорошо дома! Роль русского принца номер два, роль сексуальной машины а-ля Распутин позади! Я больше не чувствую себя красивым муляжом, который кто-то использует, имитируя счастливую семейную жизнь…

Раздеваюсь, отдаю жене пиджак, брюки, не забыв вынуть из кармана пухлую пачку денег: вот, мол, чем я занимался в Германии.

Для начала принимаю прохладный душ. И ложусь в ванну, которая наполняется горячей водой. Не хочу ни о чем думать. Это у меня получается. В моей голове, кажется, и пусто, и тихо. Двое, которые долбили в ней, похоже, бросили молотки и ушли на перекур. Спасибо тебе, господи, что прекратил эту муку! Надолго ли?

Я и не представляю, насколько пророческим оказался этот вопрос!

Надеваю халат – и в спальню! Почти бегом. Ныряю под одеяло. Поскорее ощутить прохладное, всегда пахнущее свежестью после дождя тело жены! Такое родное! Зарыться, закопаться в нем и слушать стук сердца, сердца любимой женщины. Я крепко прижимаюсь к ней всем телом, вдыхаю терпкий запах ее подмышек, всегда волновавший мое воображение, целую ее глаза, губы, шею, грудь. Боже, какая красивая, какая маленькая грудь у моей жены! Машинально задаю себе вопрос: сколько потребуется грудей моей любимой женщины, чтобы набралось на одну большую грудь фрау Кляйн?

Зря я затеял эту дурацкую считалку! Включилась телепатическая связь с Германией! На тумбочке верещит домашний телефон. И вся любовная прелюдия мгновенно разрушается.

Жена со вздохом снимает трубку. Недолго слушает. Передает мне:

– Это тебя.

По ее лицу пробегает тень!

В трубке я слышу знакомое прерывистое дыхание. В ухо мне льется приторно-мурлыкающий голос Карен:

– Аlex, mein lieber Alex! Wie geht es dir? Ich liebe dich… Ich liebe dich… Ich liebe dich…

– Кайн проблем, Карен! Кайн проблем! Кажется, я не сказал «майне либе». Или сказал?

Перед моими глазами всплывает золотой вибратор, утеха одиноких женщин. Такая штука лежит у Карен под подушкой. И тут я усек свою роль в эту минуту! Это же роль диспетчера в «Сексе по телефону» города N!

Боже мой! Не помню, что я сказал еще Малышке Карен, игравшейся с вибратором. Я постарался побыстрее закончить «деловую беседу», говоря что-то о живописи, академических планах и иногда вставляя «Их фертшее нихт», – словом, заглушая своим голосом те звуки, что неслись из телефона. Когда в трубке наконец-то раздались финальные стоны и послышался сдавленный крик Малышки, я с облегчением сказал «ауф видерзеен» и опустил трубку на рычаг.

Но этим сцена не окончилась.

Будто по команде товарища генерала, в моей голове с яростной силой вновь принялись бить по наковальне два мужика-антагониста. Бюргер опять лупил палкой колбасы Молодого, приговаривая: «Твоя карьера, деньги, слава – в Германии, с фрау Кляйн! Бросай жену!..»

Молодой, прикрывая разбитое лицо окровавленными руками, шептал: «Бюргер, скотина ты толстомордая! Ты прекрасно знаешь, что я не люблю Карен. Я не хочу больше быть Rasputin, Russian sex-machine! Не желаю служить красивым муляжом, игрушкой, картинкой для чужой жизни! Хочу быть самим собой, черт подери!»

Зря я черта помянул! Парочка в голове устроила настоящую драку и полный кавардак в моей бедной головушке. Меня вдруг осенило.

Выпить водки! Если я сейчас же не выпью водки, я просто сойду с ума! И путь мой ляжет тогда не к успеху, какому бы то ни было, а в психушку!

Накинув на голое тело халат и массируя пальцами виски, я, как древний старикан, страдающий от жутких головных болей, поплелся на кухню. Есть ли там бутылка?

– Говоришь, картинка для чужой жизни?.. – прошептал я на кухне.

Конверт с фотографиями! Конверт, который подарила мне на память Малышка Карен, заявив: «О пожалуйста, дорогой Алекс, майн либер фройнд, не забы- вай меня! Пожалуйста, помни меня! Каждый день вспоминай, Алекс!»

Каждый не каждый, но немую сцену на кухне я помню до сих пор, хотя с того дня минуло больше четверти века.

На обеденном столе лежали фотографии, вынутые из конверта. На снимках были запечатлены самые пикантные моменты из порнофильмов. Приглядевшись, я узнал эти «порнофильмы»: их героем и героиней были Малышка Карен и я, многодетный отец, любящий муж и прекрасный семьянин собственной персоной!

Не то голос генерала, не то голос Бюргера откуда-то сверху сообщил:

– Так-то вот, дорогой Алекс! Не надо было тебе считать, сколько потребуется грудей твоей любимой женщины, чтобы получить одну грудь фрау Кляйн! Глядишь, и пронесло бы…

Не пронесло бы! Аннушка уже разлила подсолнечное масло… Стоп, это не отсюда.

Да как же фрау Кляйн сподобилась мне такое подсунуть?

«Слава богу, я не партийный!» – подумал я, вспомнив одновременно и партию, и бога.

– Ну и сволочь ты, Миронов! – бросила жена, прикуривая сигарету от сигареты. Руки ее тряслись. – Уж от кого-кого, а от тебя я такой подлянки не ожидала! Если еще раз поедешь в Германию – разведусь и детей заберу.

– Никуда я не поеду! – сказал я.

Почувствовав в моем голосе неуверенность, жена ответила:

– Такой ценой мне деньги и подарки от тебя не нужны. Завтра же едем в деревню. Бабулёк уже третий день без городских продуктов кукует, нас ждет. С утра сходим на рынок, затаримся и поедем.

Ответить я не сумел. В эту минуту Бюргер и Молодой с такой силой принялись лупить по наковальне, то есть по моей голове, что от звонкого гула волю мою парализовало.

По счастью, бутылка на кухне нашлась.

Я налил себе полстакана водки и выпил. Не закусывая. Хотелось забыться. И уснуть. А вдруг утром этот кошмар развеется?

Потом я доплелся до спальни и рухнул на пустое семейное ложе. От водки стало только хуже. Голова теперь раскалывалась точно спелый арбуз в руках у Бегемота из «Ну, погоди!» Жена спала в детской. Телефон