Судмед хитро прищурился, будто испытывал меня на крепость.

— Ничего, — я нарочно подошел к трупу поближе, разглядывая растекшееся по нержавейке тело. — Меня все устраивает. А Светлана Валерьевна, если что, в коридоре подождет.

Я глянул в раскрытую дверь.

— Ну уж нет, — Света взяла себя в руки и бочком протиснулась в лабораторию, искоса поглядывая на разделанную тушку. — Я в норме. А вы, Павел Игнатович, могли бы и предупредить, что у вас тут рабочие моменты в кабинете присутствуют.

Голос Светы приобрел железные нотки. Я понял, что сейчас она прочистит ему мозги как надо. Зря он так с нами. Внутри этой хрупкой барышни живет настоящий монстр-мозгоправ. Кому хочешь в душу залезет.

— Вы проводили в августе 1978 года вскрытие пятерых подростков, что погибли под колесами товарняка, — начал я. — У нас на руках копия вашего заключения, — Я развернул планшетку. — Экспертиза за номером 10203. Помните?

— Конечно, — закивал Кузнецов и часто заморгал, его игривый настрой сразу улетучился. — Как такое забудешь?

— Расскажите подробнее о вашем исследовании. Не было ли чего-нибудь странного в полученных травмах? Может, есть что-то интересное, чего вы не отразили в заключении?

— Ничего интересного нет, — затряс неряшливой гривой судмед. — Все написано в заключении. Полно и исчерпывающе. Как же, не отразил бы.

— Мы читали, но у нас есть сомнения по поводу токсикологической составляющей в заключении. Анализ показал отсутствие в крови сильнодействующих веществ, в том числе, алкоголя. Скажите, Павел Игнатович, вы ведь эксперт с опытом. Разве можно было так уснуть на рельсах и не услышать приближающегося поезда?

Я сам чуть повернулся, так что судмед, автоматически повернувшись за мной, смотрел теперь на разверстый труп.

— Не знаю, — бормотал Кузнецов. — Мое дело маленькое — установить причину смерти. Я все сделал согласно общепринятым методикам. Исследование провел полно и всесторонне, — бубнил эксперт фразами из методички. — Мои выводы не вызывают сомнений и обоснованы.

— Мяу, — в лабораторию важно вошел жирный полосатый кот. Раскормленный настолько, что был больше похож на беременную рысь. Он подошел к миске в углу, где краснел кусок мяса. Я отвернулся и не стал размышлять о происхождении плоти. Вряд ли коту это мясо покупали.

— Значит, ничего нового нам рассказать не можете? — я сверлил глазами Кузнецова, а тот, задрав ворот халата, вытирал им вспотевший лоб.

— Все написано в заключении, — бормотал он. — Мне нечего добавить.

— Послушай, ты! — неожиданно встряла Света.

Я с удивлением глянул на нее. Лицо каменное, взгляд холодный, как у статуи Дзержинского. В голосе сплошной металл.

— Пока ты тут нам лапшу вешаешь, наши люди эксгумируют тела. Мы проведем повторную экспертизу и лично проконтролируем ее ход. Лучше сейчас расскажи все, как было. Не усугубляй…

Я еще никогда не слышал, чтобы она так разговаривала. Неужели ее настолько разозлило то, как эксперт пытался вывести ее из игры?

— Мне нечего добавить, — вдруг взвизгнул судмед и задергался. — Если у вас нет других вопросов, прошу вас не мешать работать! Я все уже сказал.

Забавно, ведь его работа от него не убежит.

— Мы еще вернемся, — уже спокойно проговорила Света. — После повторной экспертизы…

— Ваше право, — замахал руками Кузнецов. Прошу, уходите, мне нужно работать…

— Пойдем, — Света еле заметно кивнула мне.

Мы вышли в коридор. Я недоуменно посмотрел на нее:

— Почему мы ушли? Клиент готов. Его осталось только дожать.

— Он ничего не скажет, — покачала головой Света. — Чтобы не замкнуться в себе, ему нужно немного переварить услышанное.

— Знатно ты его выбила из колеи.

— Это называется метод конфронтации. Нужно в лоб выдать аргументы оппоненту, чтобы у того возникло чувство безысходности. Сейчас пять минут ждем и возвращаемся.

— Зачем?

— Думаю, он уже будет сговорчивее.

Я повел плечами — пять минут, так пять минут, теперь уже мы ничего не теряем. Как бы не так.

Звон и грохот донеслись из лаборатории. Я рванул дверь и заскочил внутрь. На сером кафеле пола среди опрокинутых лотков из нержавейки в луже собственной крови лежал Кузнецов. Через перерезанные вены на руках красными ручьями утекала из него жизнь.

— Не надо эксгумировать тела, — прохрипел он и закатил глаза.

Глава 11

Я подскочил к нему и зажал запястья, но кровь сильными толчками убегала у меня сквозь пальцы.

— Скорее! — крикнул я Свете. — Позови кого-нибудь! Нужна помощь!

Та побежала по коридору, заглядывая в кабинеты. Удалось найти только молоденькую девочку-судмедэксперта. Хоть она и имеет дела только с трупами, но первую медицинскую оказывать должна уметь. По образованию врач все-таки.

Но девочка стояла, зажав рот рукой, и в тихом ужасе хлопала глазами на истекающего кровью Кузнецова.

Застыла, словно памятник, даже звуков не издавала.

— Где жгут? — рявкнул я на нее. — Бинты есть?

— Я не знаю, — пролепетала девочка. — Нет, наверное. Мертвым они ни к чему…

— Черт! В скорую звони. Быстро!

Я стянул с себя брючный ремень и попытался перетянуть запястье. Света зажала вторую руку Кузнецова. Молодец, не побоялась крови. Но тщетно. Порезы глубокие и многочисленные. Такой ощущение, что судмед рассек плоть до самой кости. Умеет, гад, с инструментом обращаться.

Рядом в луже крови сверкнул скальпель. Через несколько секунд он совсем утонул, а Кузнецов уже не дышал и обмяк. Я пощупал горло — пульса нет.

— Вот падла! — плюнул я, стаскивая с его руки ремень. — Сдох как пес. Но нам ничего не сказал. Что же он такого скрывал?

Света успокаивала врачиху и уже аккуратно вывела ее из лаборатории. Молодец. Смерти не боится. Кремень, а не девушка. Может, я что-то о ней не знаю?

***

— Дело сдвинулось с мертвой точки! — Горохов мерил шагами кабинет, что выделили нам в Абаканском УВД, в старом корпусе.

Комнатка убогая, с единственным оконцем на уровне колен. Дощатым полом и кривыми, обитыми непонятно какими деревянными панелями стенами. Как будто их уже откуда-то отдирали после нескольких лет службы и потом притащили сюда.

— Вся область всполошилась из-за суицида Кузнецова, — продолжал Горохов. — Молодцы, хорошо обработали, что сказать. Теперь, конечно, знаем, что в правильном направлении движемся. Но за то, что до смерти допросили — за это вам устный выговор. Как вы так его умудрились довести до самоубийства?

— Этот метод такой, Никита Егорович, — оправдывался я. — Коронации, называется. А по простому — по лбу обухом, чтоб корона слетела.

— Конфронтации, — поморщилась Света, поправив меня. — Я просто не ожидала, что “пациент” такой неустойчивый психически окажется. При беседе налицо были признаки лжи и тревожности. Но он выбрал агрессивную позицию, как защиту в разговоре с нами. Я хотела размягчить его