пэрского достоинства — быть представленным в американском лесу». Пуританин-янки и английский тори не могли не конфликтовать. Кроме того, почти все губернаторы принадлежали к англиканской церкви, что оскорбляло пуритан. Власть Англии раздражала, но не потому, что она была тиранической, а потому, что осуществлялась с перебоями и воспринималась уже автономным организмом как инородное тело, бесполезное и мешающее.

Вид на Нью-Йоркскую гавань. Гравюра. Ок. 1770

6. Однако самым большим изо всех недоразумений была экономика. Создавая колонии, Англия ожидала от них поставки недостающих ей продуктов: пряностей, вин, шелка. Их экономика задумывалась как дополнение к английской. А что же поставляли ей колонии? Рыбу, в которой она не испытывала никакого недостатка; табак, который весь уходил в дым; ну и корабельные мачты. Это породило глубокое разочарование, так что тропические владения на Антильских островах были в метрополии гораздо популярнее. С другой стороны, колонистов раздражали ограничения, затруднявшие их коммерцию, и запреты, замедлявшие развитие их промышленности. «Великобритания, — говорил Франклин, — хотела бы, если бы только могла, производить товары для всего мира; Англия хотела бы делать то же самое для всей Великобритании, Лондон — для всей Англии, а каждый лондонец — для всего Лондона…» Колониям трудно было осознавать себя «рынком, предназначенным для обогащения дельцов из Сити»; они хотели жить сами для себя и считали, что их интересы так же достойны уважения, как интересы того или иного английского графства. Они не брали в расчет того, чем были обязаны Англии: капитала, который позволил им появиться на свет, английского флота, позволявшего им существовать. В этом они походили на детей, которые, достигнув подросткового возраста, начинают критиковать родителей, забывая о принесенных ими жертвах, а когда им о них напоминают, отвечают: «Они только исполняли свой долг. Разве не они произвели меня на свет? Как они могли меня не вырастить?» Что это, неблагодарность? Возможно, но это — закон природы. Достигнув определенной степени зрелости, плод отрывается от дерева, ребенок — от семьи, колония — от метрополии.

7. Способствовали ли разгром Франции и присоединение Канады к королевским владениям тому, что у колоний сложилось впечатление, будто они меньше нуждаются в Англии как в защитнице? В момент подписания Парижского договора английские дипломаты обратили внимание на такую опасность. С успехом применяя в Европе политику «баланса власти», девиз которой «разделяй и властвуй», они подумали, не стоит ли установить такой баланс и в Америке и не полезно ли будет присутствие французов в Канаде для удержания колоний в повиновении. Поэтому некоторые из них предлагали оставить королю Франции Квебек, взяв взамен Мартинику и Гваделупу. Во Франции же были министры, которые еще в 1763 году почуяли в колониях возможных союзников в войне против Англии. Шуазёль считал, что именно там грянет удар, который сотрясет Британскую империю. Но подавляющее большинство англичан не верили в эту опасность. На Американском континенте оставался единственный враг — индейцы. Пусть колонии возьмут на себя их сдерживание, а английский флот защитит их от Бурбонов. Что же касается объединения колоний против Англии, Франклин смеялся над такой мыслью. В Олбани ему не удалось объединить их даже перед реальной, непосредственной опасностью. Так неужели же они станут объединяться для борьбы с собственной родиной? Для этого, говорил Франклин, нужна самая оскорбительная тирания и угнетение. «Волна поднимается только при сильном ветре».

8. В 1763 году жители колоний были верными подданными его величества, даже не помышлявшими о том, чтобы лишить его своей преданности. Разве что иногда у них возникало неприятное ощущение, будто к ним относятся как к гражданам второго сорта и управляют ими не ради их блага, а во благо более привилегированных подданных. Неужели они существуют только как рынок сбыта для британской промышленности и источник синекур для фаворитов королевского двора? Пессимисты начали об этом поговаривать. Для какого-нибудь английского министра колониальная торговля была мелким вопросом, связанным с тысячей других проблем, а для жителей колоний в этом вопросе заключалось условие их существования. Тем не менее даже среди недовольных никто не говорил о совокупности американских колоний как о нации. То, что разделяло их, было понятнее, чем то, что их объединяло. Им трудно было поддерживать связь между собой. Плохие дороги, леса, индейцы были серьезными препятствиями. Разделяли их и пограничные вопросы: Мэриленд, Пенсильвания, Виргиния, Коннектикут, Нью-Йорк постоянно вели территориальные споры. Но, неведомо для них самих, факторы, их объединявшие, становились все сильнее. Плантатор с берегов Потомака, казалось, ничем не походил на торговца из Бостона, да и интересы у них были, возможно, разные. А вот два первопроходца — с виргинской границы и с пенсильванской — были похожи. Шотландские фермеры с Дальнего Запада едва знали, к какой колонии они принадлежат. Все вели одинаковую борьбу с лесом, у всех было одно и то же ощущение независимости, все были одинаково нетерпимы по отношению к некоторым шагам, предпринимаемым официальной властью. «Общая слава в прошлом, общая воля в настоящем, великие дела, совершенные вместе, желание вершить их снова — вот главные условия превращения в единую нацию». Американцы еще не знали, что вместе они совершили великое дело. Но в тот день, когда они осознают это, у них появится воля к новым свершениям.

Книга вторая

На распутье

I. Послевоенные проблемы

1. Мир, даже победоносный, ставит столько же вопросов, сколько и разрешает. Парижский мир (1763) создал для Америки не одну проблему. Франция оказалась выброшенной из гигантского бассейна Миссисипи. Но французы, благодаря союзам с индейскими племенами, а также выстроенным ими фортам и постам, до сих пор поддерживали порядок в регионе. Кто будет заниматься этим теперь? Кто же, кроме британской армии? Генерал Амхерст отправил войска с приказом занять французские форты. Они встретили сопротивление со стороны индейцев. Душой этого сопротивления стал Понтиак, вождь племени оттава. Он был очень умен и понимал, что англичане опаснее для индейцев, чем французы. Тех было меньше, и поэтому им было нужно меньше земель. Индейцам было знакомо неудержимое наступление англосаксонской колонизации: расширение фермерских хозяйств, массовая иммиграция. Понтиак готовил восстание в полной тайне. Но английского коменданта Детройта предупредили, и застать англичан врасплох не получилось. Началась осада форта. По требованию Амхерста французы сообщили индейцам, что между ними и англичанами заключен мир и что тем не следует ждать никакой помощи с их стороны. «Забудьте вражду, дети мои, — сказал французский комендант форта Шартр, — не проливайте больше крови ваших английских братьев. Отныне наши и их сердца едины; поразив одно, вы