***

– Ниршан.

– Максима.

Первые секунды мы смотрели оценивающе. С виду вроде бы все нормально.

– Привет, – он снял очки, довольно разглядывая меня.

Не знаю, что меня больше смущало, его внешний облик или дружелюбное выражение лица. Нервно сглатываю. Он даже оделся нетипично для арктиков. Бежевые слаксы, футболка, спортивная обувь, очки. Я ж тем более, как можно сильнее желала слиться с толпой. А для этого нет ничего лучше, чем темные брюки и футболка с бейсболкой.

– Я один, – успокоил он, доставая ладони из брюк. – Только мы, ты и я.

– И наша проблема.

– Верно, и наша проблема, – в глазах проскочил веселый огонек.

Возникла пауза. Я не знаю, что сказать. Он с виду, вроде бы чужой человек, виделись всего раз. Но успели переспать, и столько друг с другом сделать, что становилось неловко.

– Хочешь поговорить здесь или где-нибудь, где меньше ушей.

Я торопливо кивнула, заправляя выбившийся локон за ухо. Мне хотелось покинуть многолюдное место. Блондин протянул руку, и я уставилась на нее. Последний раз эта рука отвела меня в вип-комнату для траха. А теперь куда?

– Доверься мне.

Пришлось протянуть свою. Ощущения были те же. Мягкий захват, ласковое прикосновение, и уверенность в действии. Ниршан не сомневался в том, что делает. И от его касания, лихорадящая дрожь по моему телу. Ой, а я что делаю?

– А-а-а, может, сразу к делу?

Ниршан удивленно и непонимающе уставился на меня.

– Ну, обнимашки.

Его взгляд изменился. В нем читалось нечто обволакивающе порочное, скрытое. Такое чувственное и многозначительное, что у меня в душе ухнуло. А ведь смотрит он неприлично страстно. Так, что где-то из души наружу обжигает.

– Предлагаешь устроить шоу на площади?

Я покрылась краской стыда. Ммм, на площади?

– Я думала, буквально обнимашки. Звучит достаточно просто.

Он насмешливо улыбнулся, взял за руку. Мы перешли дорогу и двинулись в сторону от центра.

– Хотелось бы побыстрее решить проблему, – объяснила я, думая об обнимашках. Ну и что это такое? Я думала, обменом Ци можно заниматься, где угодно.

– Любое решение проблемы зависит от качества уделяемого ей внимания.

Он выделили слово «качество» и бросил на меня еще один красноречивый взгляд. Я замерла. Неужто мы идем в гостиницу? С другой стороны, мы же хотим решить проблему. Но не столь стремительно.

– Мы можем все обсудить и здесь.

Он остановился и повернулся, сокращая дистанцию меж нами. Наклонился ко мне.

– Проблема, это не вопрос, на который нужно ответить, не находишь? – в голосе Ниршана проскользнула хрипотца, странный взгляд упал на мои губы.

Его лицо так близко, рука не отпускала, я невольно разволновалась. Он слишком рядом, слишком волнует, и очевидно опасен. Захлопала ресницами, скользя рассеянным взглядом по его скулам, ярким глазам, по твердым губам, что целовали меня когда-то.

– Да-а-а? – пришлось отклониться немного назад, ощущая, как он заинтересован в качестве уделяемого им внимания. У него что, проблема?

– Проблема это действие, которое нужно совершить, – он выпрямился.

А я чуть не грохнулась на древние камни, по которым гуляли миллионы ног со времен античности. Очень захотелось уточнить, какие именно действия он хочет совершить, чтобы решить нашу проблему.

– Пришли, – сообщил он, заводя меня в небольшую кофейню, сокрытую проулком от глаз туристов.

С виду обычная итальянская кофейня. Столиков немного, только перед входом и внутри. Посетителей всего трое, пара пожилых мужчин и одинокая женщина, так как рабочий день и не часы пик. Ниршан смотрит на меня, не отводя глаз. Пока я кусаю губы, взволнованно рассматривая на столах посетителей шахматы. Фигуры, стояли в определенном порядке. И мозг на ходу начинает их просчитывать. Видеть комбинации. Перевела робеющий взгляд на Ниршана.

– Одну малюсенькую партию, – дразнит он.

Первая моя реакция, сказать: я не играю. Не умею и никогда не пробовала. Первый раз в жизни вижу шахматы в глаза. Даже названия фигур не известны. Затем вторая, Ниршан всегда любил шахматы, нет причин паниковать. Затем пытаюсь понять по его лицу, что именно он знает. На лице вежливая улыбка, в глазах дьявольский огонь.

– Играть-то хоть умеешь, блондинка? – спрашивает он, бросая вызов.

Я выравниваю дыхание. Мне хочется с ним сыграть, аж руки чешутся. Это же как в детстве. Только теперь я взрослая. Теперь мы те, кто мы есть. А играть хочется до жути. Это такой кайф, чистое удовольствие, сплошной генератор энергии.

– А ты?

– Вроде бы не разучился, – отвечает он расплывчато.

Он отводит глаза, почти кокетничает со мной. И я не верю ему. «Не разучился», конечно, так отвечают те, у кого мозоли от шахматных фигур, и библиотека ломится от учебников по дебютам до энциклопедий с лучшими партиями.

Мы садимся за дальний столик. Официант приносит шахматную доску. Я заказываю воду, потому что в игре никогда не чувствую вкуса еды. Могу съесть и выпить, что угодно, абсолютно не заметив этого. Расставляем фигуры.

Смотрим друг на друга. Миг остро-пронзительный, пульсирует эпохальной вехой, рубеж в наших отношениях. У меня сводит живот и забирает дыхание от волнения. Сердце колотится, сотрясая все мои внутренности, до дрожи в кончиках пальцев. Давление бьет в голову. Боже, ну что за прихоть, от которой нет сил отказаться?

– Уверена? – спрашивает Ниршан, пока я делаю большой глоток из запотевшего стакана, так как в горле пересохло, и язык прилипает к небу.

Он спрашивает меня, как я играю, на самом деле? За моим «нет» последует беседа, и не будет игры. Так я признаю, что я слабый игрок. За моим «да» последует битва, и что-то будет стоять на кону. Что?

Все, что мы захотим.

Это так неожиданно, что я медлю с ответом. Я хочу координаты Моста Вечности, но попросить напрямую об этом не могу. Если выиграю, узнаю то, что не смогла увидеть. Если проиграю, то… Я пытливо смотрю на Ниршана.

– Что ты захочешь? – спрашиваю, не имея ни малейшего понятия, что ему нужно.

–Тебя.

Ого! Чувство шока ни с чем не перепутаешь. Первой всегда реагирует нервная система, а за ней другие.

– Таухуа, – сама не поняла, как это слово вывалилось из меня.

Ниршан, сидя за столом, опирается на локти, чуть подается вперед через стол ко мне, нависает над шахматами. Он сосредоточенно смотрит внутрь меня, прямо в самую глубину. Так пристально, ненасытно и откровенно, что вновь перехватывает дыхание. Мои глаза становятся круглыми, дуги бровей взлетают вверх.