«Вот что от пана я достал за поросенка!»

          И денежки в мешочке показал,

     Притом все бытие приятелю сказал.

          Портной, на деньги глядя, тает,

          Из зависти он много их считает

               И помышляет так:

               «Конечно, пан — дурак,

               Что дал за поросенка

               Мешок он золота с лисенка?

                 И сам я побегу

                 И господина настигу;

     И если мудрость вся лишь в коже поросячей,

          Так я его обрею, как подьячий».

                  Сказав сии слова,

          Пустилась в путь безумна голова.

                 Пан ехал тихо,

               Портной бежал мой лихо

                     И вмиг

                 Боярина настиг.

                 Кричит: «Постой, боярин!

                    Я не татарин

                    И не срублю,

               Я не имею сабли,

                   Не погублю.

     Все члены у меня в бежании ослабли.

                 Приспешник я, не вор».

               Пан, слыша разговор

                 И видя за спиною

          Бегущего не вора с дубинóю,

                 Коня сдержал.

          Портняжка прибежал,

     Пыхтит и, как собака, рьяет

                 И чуть зевает,

               Лишася бегом сил.

     Тогда его боярин вопросил:

               «Зачем ты, скот, за мною

               Без памяти бежал?

     Лишь только ты меня, безумец, испужал;

Я думал, что бежит разбойник с дубинóю».

          Портняжка говорит: «Не вор я, государь!»

     А пан ему на то: «Какая же ты тварь?»

«Я мастерство,— сказал,— приспешное имею,

И хорошо варить и жарить я умею».

     Пан тотчас вопросил: «Что слаще у быка?»

               Сказал безумец: «Кожа».

Тотчас раздулися у повара бока,

                    И рожа,

          И брюхо и спина

          Плетьми ободрана.

     Пошел портняжка прочь не спешно

          И плачет неутешно —

Клянет боярина и мастерство приспешно.

КОНЬ ЗНАТНОЙ ПОРОДЫ

               Два проданы Коня,

Какие — лишь о том не спрашивай меня.

    Один был в них хорош, другой похуже;

Так за худого дать не можно цену ту же,

    Какая за Коня хорошего дана;

    Коль хуже был собой, так меньше и цена.

Хорошего Коня поставили на стойло,

Всегда довольный корм дают ему и пойло,

    Конем любуется всечасно господин

           Конь, будто дворянин,

           Пьет, ест, гуляет в поле

           И поднимает нос.

           Другой — всегда в неволе,

Таскает на себе грязь, воду и навоз.

           Коню то стало скучно,

           Что он с трудами неразлучно;

           Наскучила навозна вонь;

           Хозяину пеняет Конь:

«Конечно, моего не ведаешь ты роду,

Что возишь ты на мне навоз всегда и воду;

    А если бы моих ты праотцев узнал,

    Конечно б, пред Конем ты первенство мне дал,

Которого купил со мною ты недавно;

Рождение мое, конечно, с ним не равно,

                         Меня,

    Такого у себя имеешь ты коня,

    Которому Пегас и Буцефал родня;

Так может ли тот конь в равéнстве быть со мною?

Хозяин вдруг пресек речь конску дубинóю;

        Ударив по спине,

        Сказал: «Нет нужды мне

        До знатнейшего роду;

Цена твоя велит, чтоб ты таскал век воду».

ВОР И ПОДЬЯЧИЙ

          Пойман вор в разбое,

Имел поличное, колечко золотое,

Которое пред тем с подьячего склевал

     В ту ночь, как вор сего воришка разбивал;

Хотя подьячего так звать неосторожно,

Однако ж взятки их почесть разбоем можно:

          Затем я назвал так.

          Подьячий не дурак,

          Да только что бездельник;

          Он вора обличал,

     Что точно у него кольцо свое узнал,

     И с тем еще других пожитков он искал.

На то в ответ сказал подьячему мошенник:

     «Когда меня за то достóит бить кнутом,

     Так должно и тебя пытать, подьячий, в том.

Когда родитель твой жил очень небогато,

Откуда ж у тебя сие взялося злато?

          Разбойник я ночной,

              А ты дневной;

          Скажу я и без пытки,

              Что я пожитки

              У вора крал,

     Который всех людей безвинных обирал.

С тобою мы равны, хоть на весах нас взвесить,

И если должно нас, так обоѝх повесить».

СКУПОЙ

Живал-бывал старик, а в нем была душа,

Котора издержать жалела и гроша;

    Чрез что скопил себе он денег много

               И столько строго,

               Как стоик, жил,

           Ел хлеб и воду пил,

И только мой старик лишь денежки копил

                И их любил,

                Любил он страстно;

Издержать их ему казалося напрасно.

                Но пользы нет,

    Хотя б во области имел он целый свет

И злата б множество в дому его лежало:

Скупому прибыли в богатстве нет нимало.

                              Он —

           Как Молиеров Гарпагон,

    Или каков у Федра есть дракон,

Который на своем богатстве почивает,

           А Сумароков называет

                Такого дураком

           И стражем своего именья,

Которому в нем нет увеселенья.

                Детина с стариком

                Был свой или знаком,

           Заподлинно я вас не уверяю,

А только прежнее я слово повторяю:

           Детина с стариком в едином доме жил

                И спал с ним на одной постеле,

           А пил и ел ту ж воду, тот же хлеб,

           Чрез что душа едва держалась в теле;

                Но взять детине где б

Послаще съесть