– Клякса, какого черта ты его сюда пустил? – строго спросил белобрысый.

Мордатый засопел, шагнул к Звереву, но тут же остановился, потому что в этот момент из-за ширмы, стоявшей в дальнем углу, послышался скрипучий голосок.

– Не суетись, Клякса! И ты, Пичуга, не отсвечивай, пока тебя об этом не просят. А уж про вас, мой дорогой Николай Иванович, я и вовсе молчу! Кто и зачем сюда приглашен, вас вовсе не касается.

Очкастый тут же съежился и убрал со своей шеи руки Райки. Зверев же понял, что ошибся с предположениями насчет очкастого.

Ширма в дальнем углу дернулась, и Павел Васильевич увидел еще одного обитателя не совсем обычного дома в Орлецах.

Отгородившись от прочих, в плетеном кресле-качалке сидел ссутулившийся старикан с нелепой седой шевелюрой, крючковатым носом и холодным прищуром глаз. Одет он был в белую рубашку, темно-синий саржевый жилет и клетчатые брюки. Старикан держал в руках потрепанный томик Достоевского с вложенным в него позолоченным ляссе́.

– Может, хватит ломать комедию, товарищ майор? – продолжал сутулый старикан. – Если вы ищете Куцего, так можете сами убедиться, что его здесь нет!

– Майор?! Этот тип мент? – чернявый вскочил.

Зверев почувствовал движение за спиной и резко обернулся. Очутившийся за его спиной мордатый стоял в одном метре от него. Он слегка согнул ноги в коленях, словно готовился к прыжку; левую руку он держал перед собой, а правую – прятал за спиной.



– Клякса! Сядь на свое место и угости нашего гостя салом. Ты ведь именно для этого вытащил нож, не так ли? – все тем же скрипучим голосом процедил старик.

Мордатый в растерянности оглядел всю компанию, вынул руку из-за спины, и Зверев увидел в руке здоровяка нож.

– Сядь, Клякса… – продолжал старикан более спокойным тоном, – не нервируй нашего гостя. Уверяю тебя, это небезопасно.

Мордатый сел за стол и крупными ломтиками нарезал лежавший на столе кусок подкопченного сала.

– Ты, Якут, тоже сядь и не отсвечивай!

Чернявый повиновался. Увидев, что угроза миновала, Зверев обратился к старику:

– Знаешь меня?

– Кто же не знает легендарного Пашу Зверя?

– Если я правильно понял, Юджин – это ты!

Зверев косо посмотрел на не особо чистые руки мордатого Кляксы, которыми тот только что резал сало, и скривился.

– Юджин – это я, – сказал старик. – Итак, зачем вы здесь? Если я правильно вас понял, вы здесь не для того, чтобы лакомиться нашим салом?

– Ты меня правильно понял, старик! Я здесь действительно не для этого.

– Вам нужен Куцый. Как видите, его здесь нет, – Юджин развел руками. – Мне жаль, но вы напрасно тащились в нашу глушь, и я ничем не могу вам помочь.

– Знаешь, где он может быть?

Старик развел руки в стороны.

– Не имею ни малейшего понятия.

– Где Мотя, ты, конечно, тоже не знаешь?

– Разумеется.

Зверев поднялся и подошел к Юджину.

– Куцего и Мотю мы подозреваем в убийстве. Если ты или кто-нибудь из сидящих здесь знает, где эти двое, то лучше скажите об этом. Укрывая убийц, все вы автоматически становитесь соучастниками преступления, так что советую хорошенько подумать.

Раскрашенная Райка задержала дыхание. Очкастый – которого Юджин назвал Николаем Ивановичем, а чернявый Доктором – побледнел и втянул губы. Клякса стал мрачнее тучи и рефлекторно коснулся рукой голенища своего сапога, где теперь лежал его нож. Чернявый, по прозвищу Якут, щелкнул костяшками пальцев. Один лишь Юджин по-прежнему олицетворял собой само спокойствие.

– Не нужно нас пугать, гражданин Зверев! Мы и впрямь не знаем, где сейчас находятся Мотя и Куцый. Это правда.

– Может, еще скажешь, что они здесь никогда не были?

– Бывали. Сюда приходят разные люди. Это мой дом, и мы здесь немного развлекаемся. Играем в картишки. Что в этом плохого?

– А про постановление Совнаркома двадцать восьмого года ты разве не слышал? Его пока еще никто не отменил.

Юджин скрипуче рассмеялся.

– Постановление о закрытии игорных заведений! Как же не слышал? Слышал! Но вы ведь не хуже меня знаете, майор, что это постановление не запрещает проведение самих игр. Запрещены лишь те игры, где с посетителей берут деньги за игру. Здесь же мы просто проводим досуг. Развлекаемся, так сказать. Все, кто сюда приходят, приходят добровольно и не платят за это. Так что уж извините…

Зверев поморщился.

– Ну что ж, законы ты знаешь, старик! Это хорошо. В таком случае я ухожу, но что-то мне подсказывает, что мы еще встретимся.

Зверев поднялся и уже на пороге сказал:

– Ах да… совсем забыл. Если ты не знаешь, где Мотя и Куцый, может, тогда подскажешь, где мне искать Бурого?

Старик дернулся, его нижняя челюсть слегка отвисла.

– Я не знаю никакого Бурого и вообще я устал и хочу спать! – старик вылез из своего кресла. – Посиделки закончились! Убирайтесь! Убирайтесь все!

Вся компания тут же начала собираться. Однако Зверев решил повременить. Все прочие шептались и переглядывались, но никто так и не посмел возразить. Первым вышел белобрысый. Вслед за ним дом покинули очкастый и перепуганная Райка. Последними удалились Якут и Клякса, которые все еще косились на Зверева с неприкрытой злобой. Когда они остались вдвоем, Павел Васильевич снова приблизился к хозяину дома и тихо процедил сквозь зубы:

– Мне нужен Куцый, мне нужен Мотя, мне нужен Бурый! Раз ты не захотел мне помочь, я сам их найду. Можешь в этом не сомневаться! – сказав это, Зверев вышел из дома, даже не удосужившись прикрыть за собой дверь.

Выйдя в прохладную ночь, Зверев не увидел ни Доктора с Райкой, ни Кляксу, ни Пичугу с Якутом. Своих затаившихся в ночи оперов он тоже не заметил.

В надежде, что хоть кого-то из вышедших из дома Юджина ночных картежников удастся отследить, Зверев побрел туда, где его поджидала дежурная машина, но той на нужном месте не оказалось.

До города он добирался пешком, прекрасно понимая, что его опера наверняка задействовали машину для слежки. Не заходя домой, прямиком двинулся в управление и остаток ночи кемарил в кабинете на кушетке.

Проснувшись в половине десятого, Зверев умылся в туалете и, вернувшись в кабинет, поставил на плитку чайник с водой. В одиннадцать в кабинет вбежал запыхавшийся Шура Горохов и сообщил, что после того как все гости Юджина вышли из дома, они направились к стоявшей на соседней улице машине и все уехали на ней.

– Ты уж прости, Пал Васильевич, что мы тебя одного оставили. Сам же понимаешь, что нам пришлось «дежурку» забрать, – сказал Шура, глядя на помятую физиономию начальника.