Шрифт:
Закладка:
Исторический интерес «Кома» Мильтона заключается в том, что он служит выражением протеста более образованных пуритан той эпохи против мрачного ханжества, развившегося в целой партии под влиянием преследований. Действительно, терпение англичан постепенно истощалось. Вдруг появилась масса злостных памфлетов, напоминавших Мартина Марпрелэта. Люди, у которых никто не спрашивал имени, продавали пасквили неизвестных авторов у дверей торговцев и помещиков. По мере того как надежды на парламент слабели и люди отчаивались в бездействии законных средств, на первый план, как это всегда бывает в такие времена, выступали горячие и безрассудные фанатики. Образчик их тона представил в начале этого периода Лейтон, отец носившего это имя благочестивого архиепископа. Он называл прелатов кровожадными людьми, епископат — установлением Антихриста, а католическую королеву — дочерью Хета. На усиление пуританского ханжества под влиянием преследований Лода указывал «Бич актеров» (Histrioma stix) Принна, юриста, известного своими конституционными познаниями, но в то же время человека чрезвычайно упрямого и ограниченного. В книге заключались нападки на актеров как на слуг сатаны, на театры как храмы дьявола, на охоту, майские деревья, украшение домов на Рождество елками, на карты, музыку и фальшивые волосы.
Столь жестокая критика театра была так же оскорбительна для образованных пуритан, как и для самого двора; Селден и Уайтлок приняли живое участие в подготовке большого спектакля, которым училище правоведения решило ответить на вызов, а в следующем, 1634, году Мильтон написал для представления в Ледлоу своего «Кома». Рассерженный примас нашел, что просто предоставить Принна суду более разумных людей было бы слишком мягко. Никогда ни прежде, ни после за такую бессмыслицу человека не сажали в тюрьму; но одно место в книге было истолковано как намек на королеву, и приговор доказал страшную жестокость примаса. Принн был исключен из сословия адвокатов, лишен ученой степени и выставлен у позорного столба, где ему отрезали уши, а потом отвели назад в тюрьму. Но поднимавшаяся волна народного недовольства представлялась в это время министрам короля еще не такой опасной, как обычные финансовые затруднения. Остроумные уловки придворных юристов, восстановление забытых прав короны, незаконные пошлины, штрафы и конфискации возбуждали один класс за другим и вызывали все в новых семьях ненависть к короне; но денег было не достаточно для удовлетворения нужд казны. Потребовались новые вымогательства, в то время как рост недовольства превращал их в побуждение к мятежу.
Вдруг возникла новая опасность — союз Франции и Голландии, грозивший господству Англии над Ла-Маншем; разнеслись слухи, будто бы эти державы предполагают поделить между собой испанские Нидерланды. Необходимо было снарядить сильный флот, и нужные для этого средства были добыты превышением прав короны, приведшим впоследствии к громкому спору о корабельной подати. Один из юристов короны, Ной, нашел в документах Тауэра указание на случаи, когда портовые города королевства поставляли для нужд короля корабли, а приморские графства — снаряжение для них. Случаи эти относились к тому времени, когда постоянного флота еще не существовало и войну на море вели при помощи судов, выставленных на время различными портами; но этими случаями воспользовались как средством для снаряжения постоянного флота без расхода для казны. Сначала потребовали судов, а затем вместо них — денег для их оплаты; требования эти были обращены к Лондону и другим крупным портам Англии, а выполнение их достигалось штрафами и заточениями.
Когда руководство делами взял на себя Лод, он стал действовать энергичнее и бесцеремоннее. Лоду, как и Уэнтворту, король представлялся слитком осторожным, Звездная палата — слабой, судьи — чересчур совестливыми. «Я стою за решительные меры», — писали они друг другу в порывах нетерпения, вызываемого медленным ходом дел. Уэнтворт опасался, что его успехами нельзя будет воспользоваться в Англии. Лод разделял это опасение и завидовал свободе действий наместника Ирландии. «Вас здесь очень хвалят за вашу деятельность, — писал он, — продолжайте во имя Бога. Здесь я перестал ожидать решительных мер». Оба они воспользовались финансовой нуждой, чтобы принудить короля к более смелым шагам. «Уплатив долги казны, — твердил Уэнтворт, — вы можете управлять как вам угодно». Всякие ссылки на прежние случаи были оставлены, и Лод решился превратить «корабельную подать», до того налагавшуюся на порты и приморские графства, в общий налог, назначаемый королем для всей страны. «Я не вижу причины, — многозначительно писал Уэнтворт, — почему вы не могли бы влиять на юристов Англии так, как здесь это делаю я, бедная гончая».
Едва судьи объявили новый налог законным, как он поспешил сделать из их решения логические выводы. «Раз король имеет право налагать подать для снаряжения флота, то же должно сказать и о наборе армии; то же основание, которое позволяет ему набирать армию для отражения нашествия, позволит ему для предупреждения последнего вести эту армию за границу. Сверх того, законное в Англии законно также в Шотландии и Ирландии. Поэтому решение судей сделает короля полновластным внутри страны и грозным — вне ее. Пусть только несколько лет он воздержится от войны, чтобы приучить своих подданных к платежу этого налога, и тогда он станет более могущественным и уважаемым, чем кто-либо из предшественников». Но нашлись люди так же ясно, как и сам Уэнтворт, понимавшие, насколько опасно для свободы такое взимание корабельной подати. Масса народной партии отказалась от всякой надежды на спасение английской свободы. Выселение в Новую Англию вдруг оживилось; теперь готовились искать новую родину на Западе люди знатные и богатые. Лорд Уорвик приобрел себе в собственность долину Коннектикута. Лорды Сэй и Сил, и Брук начали переговоры о переселении в Новый Свет. Сомнительное предание говорит, что только запрет короля помешал Оливеру Кромвелю переплыть океан. Более достоверна покупка Хемпденом участка земли на Наррагансетт. Это был друг Элиота, человек чрезвычайно талантливый, глубоко убежденный, с проницательным умом и широким образованием и с чрезвычайно чистым и милым характером; свою твердость он уже доказал отказом от взноса принудительного займа 1627 года. В январе 1636 года он повторил свой отказ, объявил корабельную подать незаконным налогом и решил обратиться к покровительству закона, чтобы поднять упавший дух народа.
Весть о сопротивлении Хемпдена распространилась по Англии как раз в то время, когда народ был возбужден известиями о восстании на севере. Наконец, терпение шотландцев истощилось. В то время как Англия ожидала открытия великого спора о корабельной подати, настойчивые приказы короля заставили духовенство Эдинбурга ввести в свои