- Чего ты желаешь? - спросил Эдуард у Адель.

Оглянувшись, она только сейчас заметила, что они стоят на пороге кондитерской. Передернув плечами, она ответила:

- Не знаю, может быть, мороженого… Или нет, лучше кусочек яблочного пирога!

Они сели за стол. Дождь с прежней силой шумел за окнами, серая мельтешащая пелена капель совершенно скрывала мостовую. Адель промокла так, что платье прилипло к телу, нескромно очерчивая плавные линии груди; у Эдуарда галстук был полуразвязан, светлый сюртук потемнел от капель. Сбросив промокшую шляпу, Адель тряхнула головой, распуская влажные волосы: обычно светло-золотистые, они приобрели теперь медно-рыжий оттенок. Несколько мокрых завитков прилипли к щеке.

- Ты прелестна, - сказал он. - Ты красива так, что у меня перехватывает дыхание.

Она улыбнулась ласково-дразнящей улыбкой:

- А не кривите ли вы душой, господин де Монтрей? Неужели вы мало видели красавиц?

- У тебя бархатные глаза, Адель. Ресницы такие длинные, что в зрачках не отражается солнце, поэтому взгляд так мягок. Ты уникальна, прелесть моя. Рано или поздно тебя украдут у меня.

- О! Не смей даже произносить такое! - Она не восприняла это как шутку и была возмущена вполне искренне. Негодуя, она добавила: - Неужели господин граф не в состоянии будет отстоять меня?

- Может быть, ты сама не захочешь этого, Адель.

- Я никогда не оставлю тебя. Никогда. Вся моя жизнь без тебя невозможна. И не надо больше об этом говорить.

Она ковырнула ложкой кусочек сладкого пирога, с удивлением ощущая, что, вопреки обычному, ей не хочется есть сладости. Она шумно вздохнула:

- Как жаль! Вся наша прогулка испорчена!

- Мы можем обратить дождь себе на пользу.

- Ты говоришь об улице Эльдер?

- Нет. Сегодня - нет.

Она с удивлением взглянула на него. Неужели ему сегодня не хочется быть с ней? Адель не знала, как это сказать, но без ласк, к которым она привыкла, свидание казалось бы ей неполным. Она полюбила те минуты полной близости, что проводили они на улице Эльдер, когда она будто растворялась в нем, когда они даже дышали в унисон. В те мгновения она, как никогда, ощущала, что создана для него.

- Я говорю об улице Сен-Луи, Адель.

Она не сразу поняла. Потом кровь отхлынула от ее лица:

- Об отеле де Монтрей?!

- Да.

- Но как же… ведь ваша мать - она…

Эдуард не продумывал заранее этого предложения. Оно возникло внезапно, когда он смотрел на Адель. Вот так неожиданно и появилась эта мысль: привести ее в свой дом. Что это было? Безумие? Без сомнения. Бесчестье? В этом он не был уверен. Во всяком случае, несомненным было то, что ни разу ему даже в голову не приходило приводить любовниц в свой дом. Отель де Монтрей был самым чистым, самым уютным местом в мире, он хотел сохранить его для себя, не делиться им ни с кем, кроме матери и барона. Почему Адель составляла такое уж чересчур ярко выраженное исключение? Он и сам не знал. Наверное, потому, что за полтора месяца их знакомства она успела стать частью его жизни - стать той, кем он ни одной женщине не позволял становиться. Она имела права, потому что он с трудом представлял, как сможет обойтись без нее. Тяга к ней была сильнее его эгоизма.

- Моей матери сейчас нет в Париже. Я не говорил вам еще, Адель: она неделю назад уехала в Экс-ле-Бен.

- На воды? Разве она больна?

- Нет, она просто отдыхает. Большая часть прислуги уехала с ней. Ну, как, решено?

Она нерешительно взглянула на него, но не сразу ответила. Застенчивая улыбка показалась на ее губах:

- Вы думаете, это не повредит вам, Эдуард?

- Выбросьте это из головы, дорогая. Я хочу, чтобы вы побывали в отеле де Монтрей. Разве не говорил я вам, что все, что я ни делаю - это лишь ничтожная часть того, чем я вам обязан.

Адель не могла бы сказать, чем уж ей так обязан Эдуард, - просто не понимала этого, но предложение посетить его дом восприняла с радостью. Она лишь изредка и издалека видела отель де Монтрей и лишь в тех случаях, когда они проезжали где-то поблизости. Сейчас, помимо радости, она ощущала робость и боязнь показаться недостойной этого старинного жилища. Впрочем, известие об отсутствии госпожи де Монтрей успокоило ее. Адель почему-то опасалась этой женщины. Она заочно любила ее, потому что о ней нежно отзывался Эдуард, но подсознательно была уверена, что графиня де Монтрей никогда не примет ее и предпочитала, чтобы та вообще не знала о ее существовании.

Пальцы Адель, лежавшие в ладони Эдуарда, легко сжали его руку:

- Я согласна. Я очень даже согласна. Давайте пойдем туда поскорее.

Поднимаясь по ступенькам мраморной лестницы, покрытой красным обюссоновским ковром, Адель впервые увидела госпожу де Монтрей.

Это был большой, в полный рост, портрет. Дама в розовом муслиновом платье на серебристой подкладке, с открытыми белыми плечами. Тонкое красивое лицо. Женщина казалась доброй и благожелательной, но такой изысканной и недосягаемо-утонченной… По крайней мере, так казалось Адель. Она даже заметила чуточку горделивого высокомерия в полуулыбке графини.

- Ваша мама - она и сейчас такая?

- Это портрет десятилетней давности. Работа Делеклюза.

Адель не могла бы выразить, что сейчас чувствует. Возможно, она лишь сейчас, оказавшись здесь, задумалась об их с Эдуардом будущем. И пожалела, что в их настоящем есть пока только квартира на улице Эльдер.

Действительно, разве не упоительно было бы открыто принадлежать Эдуарду? Жить в этом доме, называться графиней, пользоваться любовью госпожи де Монтрей. Она ощутила сожаление по поводу того, что у нее все сложилось не так, как складывается у других девушек. Не виновата ли она сама в этом? Адель бросила на Эдуарда тревожный взгляд и еще раз спросила себя: не была ли она чересчур доступна и чересчур влюблена?

Горькое облачко пробежало по ее лицу. Впрочем, был ли у нее выбор - у нее, внебрачной дочери ненастоящей графини? Прошлое ее было ужасно, прошлое Эдуарда - судя по портретам предков, висевших в галерее, - славно и безупречно. Он женится на равной себе. Но, Боже мой, будет ли его любить кто-то так, как она его любит? И сможет ли она сама отдать его в чужие руки? Кажется, подобная жертва будет для нее невыносима!

Впервые за свое знакомство с Эдуардом