I

– Теперь, когда семестр закончился, вы, я полагаю, сразу уедете, – сказал не имеющий отношения к данной истории человек профессору онтографии. Они сидели рядом за столом на банкете, устроенным в Колледже Сент-Джеймс.

Молодой стройный профессор был педантичен в выборе слов.

– Да, – ответил он, – в прошедшем семестре мои друзья убедили меня заняться гольфом, и я собираюсь на неделю или дней на десять уехать на Восточное побережье – точнее, в Бернстоу (вряд ли вам знакомо это место), – чтобы потренироваться. Надеюсь, отбыть завтра.

– Ах, Паркинс, – обратился к нему коллега, сидящий напротив, – раз вы будете в Бернстоу, не откажите в любезности, осмотрите развалины приории тамплиеров и сообщите мне, стоит ли там проводить раскопки.

Как вы уже поняли, человек, обратившийся с просьбой к Паркинсу, занимался археологией, но, так как он появляется лишь в прологе, нет смысла давать ему имя.

– Разумеется, – ответил профессор Паркинс. – Если вы дадите мне точное указание, где находится эта приория, я по возвращении постараюсь наилучшим образом описать участок. А если вы дадите мне свой адрес места, я напишу вам прямо из Бернстоу.

– Спасибо, но лучше не морочьте себе голову. Просто я с семьей хочу отдохнуть где-нибудь неподалеку от этого места, ну, вот я и подумал, что смогу с пользой провести свой отпуск, если займусь составлением плана этих развалин, а то ведь их так мало.

Эта идея показалась профессору такой смешной, что он чуть не фыркнул.

Его же собеседник продолжал:

– Община находится прямо на берегу, почти рядом с морем, только подозреваю, что над землей ничего не осталось. В этих местах морс сильно наступает на сушу. Судя по карте, она примерно в трех четвертях мили от гостиницы «Глобус» в северном конце города. Где вы собираетесь остановиться?

– Вообще-то, именно в «Глобусе», – ответил Паркинс. – Я снял там комнату. Больше было негде: зимой почти все пансионы закрыты. Сначала я хотел снять одноместный номер, но у них были свободны только двухместные, а лишнюю кровать они отказались убрать, потому что ее негде хранить. А мне нужна очень большая комната, ведь я везу с собой книги для работы; и хотя в комнате, которую я хотел приспособить под кабинет, кровать – не говоря уж о двух – не сильно мне нужна, я постараюсь вытерпеть ее присутствие.

– Неужели лишнюю кровать приходится терпеть, Паркинс? – воскликнул грубовато-добродушный человек напротив. – А знаете, приеду-ка я к вам ненадолго и займу ее – компанию вам составлю.

Профессор содрогнулся, но ему удалось вежливо засмеяться:

– Ну, конечно, Роджерс, буду очень рад. Только боюсь, вам со мной будет неинтересно – вы ведь не играете в гольф?

– Нет, слава Богу! – возвестил неучтивый мистер Роджерс.

– Видите ли, свободное от работы время я, скорее всего, буду проводить на поле для гольфа, и я опасаюсь, что вам будет скучно.

– Ну, не знаю! Наверняка я там встречу какого-нибудь знакомого, но если вам нежелательно мое присутствие, Паркинс, то так и скажите, я нисколько не обижусь. Правда, как вы всегда сами и говорите, обидеть не может.

Надо заметить, что Паркинс был до щепетильности вежлив и на безупречность правдив. И я подозреваю, что мистер Роджерс временами пользовался этими его чертами характера. В душе у Паркинса назревал конфликт, и секунды две ответить он был не в состоянии. По истечении этого времени он произнес:

– Что ж, если вам нужна правда, Роджерс, так вот что я вам скажу. Я размышлял о том, сможем ли мы разместиться в этой комнате так, чтобы чувствовать себя удобно, это во-первых, а также (учтите, я не стал бы говорить вам об этом, но вы сами настояли) не помешаете ли вы мне работать.

Роджерс громко расхохотался.

– Молодчина, Паркинс! – доложил он. – Все правильно, не волнуйтесь. Обещаю вам не мешать. Не хотите – не приеду. Только я умею держать призраков на расстоянии. – Тут он, кажется, подтолкнул своего соседа и подмигнул ему. А Паркинс покраснел. – Простите, Паркинс, – продолжал Роджерс. – Не стоило этого говорить. Я забыл, что вы серьезно относитесь к вопросам подобного рода.

– Хорошо, – ответствовал Паркинс, – раз уж вы заговорили на эту тему, я честно признаюсь, что да, я действительно не люблю беспечную болтовню о том, что вы зовете «призраками». Человек моей профессии, – продолжал он, чуть повысив голос, – не должен, как я считаю, придерживаться общепринятых суеверий. И, как вам известно, Роджерс, а вам это должно быть хорошо известно, потому что я никогда не скрываю своих взглядов…

– Да, не скрываете, старина, – вставил Роджерс sotto voce[28].

– …я нахожу, что делать вид, будто подобное существует, равносильно отречению от всего, что я считаю святым. Но боюсь, мне не удалось завладеть вашим вниманием.

– Вашим нераздельным вниманием – так на самом деле сказал доктор Блимбер[29], – прервал его Роджерс, всем своим видом показывая, что стремится лишь к точности. – Но извините, Паркинс, я вас прервал.

– Нисколько, – возразил Паркинс. – Я не помню, кто такой Блимбер; наверное, он работал до меня. Но я уже все сказал. И не сомневаюсь, вы понимаете, что я имею в виду.

– Да, да, – несколько поспешно ответил Роджерс, – именно так. Мы обсудим эту тему более обстоятельно в Бернстоу или где-нибудь еще.

Я привел этот диалог, чтобы дать читателю представление о характере Паркинса. Мне он напоминал чем-то старую клушу. Он был – увы! – начисто лишен чувства юмора, но в то же время бесстрашен и чистосердечен в своих убеждениях, что заслуживает глубочайшего уважения. К какому бы заключению ни пришел бы читатель, таковым уж был Паркинс.

На следующий день Паркинс, как и предполагал, покинул колледж и приехал в Бернстоу.

В «Глобусе» его приняли радушно и поместили в большой двухместный номер, о котором вы уже слышали. Прежде чем предаться отдыху, он разложил (в безупречном порядке) материалы для работы на просторном столе, стоявшем в эркере в дальнем конце комнаты, где с трех сторон окна выходили на море, то есть центральное глядело прямо на море, а в распоряжении левого и правого были виды на северную и южную часть берега в указанном порядке. На юге виднелась деревня Бернстоу. На севере дома отсутствовали – лишь берег да чуть подалее низкая скала. Прямо под центральным окном тянулась небольшая лужайка, заваленная старыми якорями, кабестанами и тому подобным, за ней виднелась широкая тропа, а далее пляж. Каковым бы ни было прежде расстояние от «Глобуса» до моря, теперь их разделяли шестьдесят ярдов.

Остальные постояльцы гостиницы состояли, главным образом, из игроков в гольф