их два. Подняв их, я попытался повесить замок на место, но не получилось, и я положил их на подоконник. Оставшийся же висеть каким-то образом раскрылся – надеюсь, что сломалась пружина. Меня крайне удивляет интерес, который я испытываю к этому, боюсь, жестокому и злобному старому аристократу».

Следующий день оказался последним днем пребывания мистера Уорэксолла в Рёбеке. Он получил несколько деловых писем, которые требовали его возвращения в Англию. Архив он уже изучил вполне, и путешествие явно затягивалось. Таким образом, он решил отдать прощальный визит, просмотреть еще раз свои записи и отбыть.

Тем не менее прощальные визиты и просмотр записей занял куда больше времени, чем он предполагал. Гостеприимное семейство настояло на прощальном обеде, а обедали они в три, и, когда мистер Уорэксолл оказался у железных ворот Рёбека, было уже половина седьмого. Минуя озеро, он останавливался на каждом шагу – при мысли о том, что он видит все вокруг в последний раз, у него возникло желание попрощаться с этими красивыми местами. И, добравшись до вершины церковного холма, он долго любовался бескрайними лесами, темнеющими на фоне светло-зеленого неба. Когда наконец он решил уходить, ему вдруг пришла в голову мысль, что хорошо бы попрощаться и с графом Магнусом, да и с остальными покоившимися де ла Гарди. Церковь была под рукой, а в ней висел ключ от усыпальницы. Вскоре он стоял перед огромным медным гробом и, как обычно, говорил вслух сам с собой. «Вы, вероятно, были и негодяем, Магнус, – произнес он, – но все равно мне бы очень хотелось взглянуть на вас или хотя бы…»

«В ту же секунду, – продолжает он, – что-то ударило меня по ноге.

Я быстро ее отдернул, и что-то с грохотом упало на пол. Это был третий – последний – замок, висевший на саркофаге. Я наклонился, чтобы поднять его, и тут… Бог свидетель, я говорю чистую правду… прежде чем я успел выпрямиться, заскрежетали металлические петли и крышка гроба – я видел это совершенно отчетливо – стала открываться. Вероятно, поведение мое можно назвать трусливым, но оставаться там я был не в состоянии и на секунду. В одно мгновение я оказался снаружи этого мрачного сооружения – быстрее, чем я могу об этом написать, быстрее, чем я могу об этом рассказать, – и что самое страшное, что пугает меня до сих пор, я был не в состоянии повернуть ключ в замке.

И сейчас, когда я сижу у себя в комнате и записываю это (а случилось это двадцать минут назад), я задаю себе вопрос, а не продолжают ли скрежетать металлические петли, и ответа у меня нет. Знаю лишь одно, что там было что-то еще, что испугало меня, но звук ли, видение, не помню. Что же я натворил?»

Бедный мистер Уорэксолл! На следующий день он, как и собирался, отправился в путь и добрался до Англии в целости и сохранности, но, насколько я могу судить по тому, как менялся его почерк по ходу продолжения записок, совершенно сломленным.

Одна из нескольких записных книжечек, которые попали ко мне с его бумагами, дает лишь намек на то, что он пережил. Большую часть пути он проплыл на судне. Шесть раз он мучительно пытался перечислить и описать других пассажиров – его попутчиков. Привожу пример его записей:

24. Деревенский пастор из Сионе. Типичное черное пальто и мягкая черная шляпа.

25. Коммерсант из Стокгольма, плывущий до Трольхеттана. Черное пальто, коричневая шляпа.

26. Мужчина в длинном черном пальто, шляпе с широкими полями, очень старомодными.

Эта запись выделена, и к ней добавлены следующие слова:

Вероятно, тот же человек, что и под номером 13. Никак не разгляжу его лицо.

Под номером 13 я обнаружил римского священника в сутане.

И каждый раз подсчет имел один и тот же результат. Двадцать восемь пассажиров, один из них в длинном черном пальто, широкополой шляпе, а другой «низкорослый в длинном черном плаще с капюшоном». Но при этом в столовой всегда появлялось лишь двадцать шесть пассажиров: человек в пальто, кажется, отсутствует, а низенький отсутствует точно.

Доплыв до Хариджа, мистер Уорэксолл решил незамедлительно скрыться с глаз какого-то человека или нескольких человек, личность которых он так и не установил и которых явно считал своими преследователями. Поэтому, не доверяя железной дороге, он нанял иное средство передвижения – закрытый одноконный экипаж – и, проехав всю страну, остановился в деревне Белшемп Сент-Пол.

Он подъехал к этому месту в девять часов лунным августовским вечером. Он сидел спереди и обозревал изо окна пробегавшие мимо поля и леса – любоваться больше было нечем. Вдруг он оказался на перекрестке. Там недвижимо стояли две фигуры, обе в черных плащах; высокий в шляпе, низкий в капюшоне. Он не успел разглядеть их лица, а они так и не пошевелились. Но лошадь резко дернулась и понеслась галопом, мистер Уорэксолл, словно в отчаянии, откинулся на сиденьи. Он и прежде видел этих людей.

В Белшемпе Сент-Пол ему удалось снять приличную комнату с мебелью, и последующие двадцать четыре часа он прожил сравнительно спокойно. Последние его записи касались именно этого дня. Они слишком бессвязны и эмоциональны, чтобы приводить их полностью, но суть их абсолютно ясна. Он ожидает своих преследователей. Как и когда они явятся, ему неизвестно, и он постоянно вскрикивает: «Что я наделал?» и «Неужели нет никакой надежды?» Знакомые ему врачи объявят его сумасшедшим, а в полиции лишь посмеются над ним. Священник далеко. Остается одно – запереться и молить Господа!

Жители Белшемпа Сент-Пол до сих пор вспоминают, как однажды августовским вечером в деревне появился необычный джентльмен, а на следующее утро его нашли мертвым, и было дознание, и те, кто осматривал тело, упали в обморок (семеро их было), и никто из них так никогда и не признался в том, что он видел. И заключение звучало как «наказание Божье». А владельцы дома в ту же неделю выехали из него и вообще покинули эти места. Но никто из жителей деревни, как мне кажется, и не предполагает, что на тайну происшедшего может быть пролит свет.

Так случилось, что в прошлом году я получил этот дом в наследство. Он стоял пустой с 1863 года, сдать его в аренду возможности не представлялось никакой, и я сломал его. А в заброшенном шкафчике под окном лучшей спальни я обнаружил документы, отрывок из которых и предоставил вашему суду.

«Ты свистни, тебя не заставлю я