Шрифт:
Закладка:
Другой текст из Наг-Хаммади, Второе Слово великого Сифа, говорит от имени Христа:
Это был другой, — их отец — тот, кто пил желчь и уксус, это не был Я. Они били Меня тростью. Другой был поднявшим крест на свои плечи… другой был увенчан терновым венцом. Я же радовался в вышине над всем богатством архонтов и семенем их заблуждения, их тщеславия. И Я смеялся над их невежеством.[367]
Что это означает? Деяния Иоанна — один из наиболее известных гностических текстов и один из немногих открытых до Наг-Хаммади, переживший, фрагментарно, 355356357358 непрекращающиеся нападки ортодоксов — разъясняет, что Иисус вообще не был человеком; он был духовным существом, приспособившим себя для человеческого восприятия. Деяния повествуют, что однажды Иаков видел его стоящим на морском берегу в образе ребенка, но когда он указал на это Иоанну,
Я [Иоанн] сказал: «Какой ребенок?» И он ответил мне: «Тот, который зовет нас». И я сказал: «Это потому, что мы долго смотрели на море. Ты видишь неправильно, брат Иаков. Разве ты не видишь стоящего там человека, статного, красивого и бодрого?» Но он сказал мне: «Я не вижу этого человека, брат мой».[368]
Пойдя на берег посмотреть, они были смущены еще больше. Согласно Иоанну,
Он явился мне вновь скорее как лысый с густой ниспадающей бородой, а Иакову как молодой человек с едва появившейся бородой… Я пытался увидеть Его, как Он есть… Но Он иногда являлся мне как маленький невзрачный человек, а затем вновь смотрящим на небо.[369]
Иоанн продолжает:
Я расскажу вам об иной славе, братья; иногда, когда я хотел прикоснуться к Нему, я осязал материальное, плотное тело; но в другой раз я вновь прикасался к Нему, как будто это нечто невещественное и бестелесное… как будто его и не было вовсе.[370]
Иоанн добавляет, что он внимательно смотрел на следы, но Иисус никогда не оставлял следов — и никогда не моргал. Все это показало Иоанну, что его природа была духовной, а не человеческой.
Деяния описывают, как Иисус встретился с учениками в Гефсимании за одну ночь до
ареста:
… собрал нас вместе Иисус, и сказал: «Пока еще не предан Я в руки их, воспоем песнь Отцу и так пойдем навстречу тому, что ждет нас». Затем велел Он нам стать в хоровод и держаться за руки; Сам же, стоя в средине, сказал… [371]
Приказав ученикам «Отвечайте Мне — аминь», он запел мистическую песнь, в которой говорится:
«Вселенной принадлежит танцующий». — «Аминь».
«Кто не танцует, не знает, что происходит». — «Аминь»…
«Если вы последуете Моему танцу, увидите себя во Мне, говорящем»…
«Вы, танцующие, поймите, что Я делаю, ибо это ваше»…
«Это страдание Человека, которым я страдаю. Вы никак не смогли бы понять, что вы страдаете, если бы я не был послан к вам Отцом, как Слово»…
«Узнайте страдание, и вы сможете не страдать».[372]
Иоанн продолжает:
После того, как Господь потанцевал с нами, возлюбленные, Он вышел [на страдание]. А мы были как исступленные и полусонные и разбежались в разные стороны. И я видел Его страдания, и, не вынеся Его страданий, убежал на Оливковую гору и плакал… И когда Он был пригвожден [ко кресту] в пятницу, в шестом часу дня была тьма над всей землей.[373]
В этот момент Иоанн, сидя в пещере в Гефсимании, внезапно увидел в видении Иисуса, который сказал:
«Иоанн, поскольку люди внизу… распинают и пронзают Меня копьем… и дают пить уксус и желчь. Но Я говорю с тобой, и выслушай, что Я тебе говорю».[374]
Затем Иисус показал Иоанну «крест света» и разъяснил, что «Я не претерпел ничего из того, что они будут рассказывать обо Мне; Я хочу, чтобы даже то страдание, которое я показал тебе и остальным во время танца, было названо таинством».[375] Другие гностики, последователи Валентина, толковали значение этих парадоксов иначе. Согласно открытому в Наг-Хаммади Слову о Воскресении, поскольку Иисус был «Сыном Человека», он страдал и умер, как остальные люди.[376] Но поскольку также он был «Сыном Божьим», божественный дух в нем не мог умереть: в этом смысле он переступил через страдания и смерть.
Конечно, ортодоксы настаивали, что Иисус был человеком, и что все «правомыслящие» христиане должны принимать распятие буквально, как историческое событие. Чтобы подтвердить это, они поместили в Символ веры простое утверждение, что «Иисус Христос пострадал при Понтии Пилате, был распят, умер и был погребен». Папа Лев Великий (ок. 447 года) осудил писания, подобные Деяниям Иоанна, как «рассадник множества извращений», который «должен быть не просто запрещен, но полностью уничтожен и сожжен огнем», но, поскольку еретические круги продолжали копировать и скрывать эту рукопись, через триста лет Второй Никейский собор вынужден был повторить осуждение, приказав: «Никто да не списывает ее! И кроме того, мы почитаем достойным предать ее огню…»
Что скрывается за этой страстностью? Почему вера в страдания и смерть Христа стала одним из важнейших — некоторые говорят, важнейшим — элементом ортодоксии? Я убеждена, что мы не сможем удовлетворительно ответить на этот вопрос, пока не признаем, что спор о страданиях и смерти Христа затрагивал для христиан первого и второго столетий острейший практический вопрос: как верующие должны реагировать на преследования, грозившие каждому из них страданиями и смертью?
Ничто не было ближе ученикам Иисуса, пережившим ужасные события предательства и ареста, суд над Иисусом, пытки и агонию на кресте. С этого времени, а особенно после того, как самые почтенные среди них, Петр и Иаков, были арестованы и казнены, каждый христианин осознавал, что присоединение к движению угрожает его жизни. И Тацит, и Светоний, историк императорского двора (ок. 115 года), разделяли крайнее презрение к христианам, упоминая их, в основном, как объект преследования. Рассказывая о жизни Нерона, Светоний упоминает, среди добрых дел этого императора, что «наказание было наложено на христиан, класс людей, преданных новому и зловредному предрассудку».[377] Тацит добавляет к своим заметкам о пожаре в Риме:
Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте,
