— А живёшь где? Ночуешь? Домой вернулся?

— Вернулся… А там уже другие живут. Ну я посмотрел в окно и ушёл.

— И что теперь? Где-то же ты спишь?

Заминка, видно, опасается раскрывать местонахождение берлоги. Мы тем временем свернули за угол, сюда гул Тишинского рынка почти не доходил. Редкие прохожие, похоже, видели в нас отца и сына. А я и сам пока не знал, куда мы идём.

— В общем, промышляешь воровством… Один или в компании?

Глаза забегали, не иначе, ворует в команде. И скорее всего, выручку сдаёт старшему.

— А старший-то у вас кто, не Филька Грач?

— Не-а, Серёга Лютый.

Сказал — и испуганно посмотрел на меня. Ну что уж теперь, проболтался, купившись на старый как мир следовательский приём.

— Дяденька, отпустите меня, я больше не буду, — загундосил шкет.

— Отпущу, если с этим Лютым сведёшь.

— Не надо, дяденька, он меня потом зарежет.

— А что, правда может?

— Спрашиваете! Андрейку Слепого, у которого бельмо было на левом глазу, в прошлом месяце зарезал, прямо в печень. А ему девять лет только было, — прорвало пацана.

— Вот так взял и зарезал?

— Угу, чтоб другим неповадно было выручку прятать. Там всего-то трёшка была.

— И правда Лютый… Сколько же ему лет?

— А не знаю, взрослый почти. Он по малолетке уже сидел год, сказывал, три года назад вышел.

Ну, вероятно, не младше пятнадцати — шестнадцати лет. Пахан, значит, главарь шайки воришек. Хорошо устроился, живёт припеваючи, только дань под себя гребёт. Парня за такую ерунду в расход отправил. А я собирался с ним перетереть относительно выправки приличных документов, наверняка у него имеются связи в криминальном мире. Не люблю я эту братию, но как ещё ксиву выправить, выражаясь блатным языком? Думаю, в имеющуюся наличность уложился бы, мог бы предложить и энкавэдэшную форму, да и ствол в придачу, но это уже на крайняк… А из этого отморозка Лютого порядочного человека однозначно уже не вырастет, так и пойдёт по наклонной.

Мы шли каким-то переулком… Если меня не обуял географический кретинизм, вскоре должны выйти на Большую Грузинскую.

— А ты-то как под его началом оказался?

— Увидел он, как я с голодухи сайку из отрубей спёр, ну и подошёл, когда я за углом её ел. Расспросил, кто я и откуда, а потом говорит, что я на него теперь буду работать. Я сказал было, что не хочу, так он мне под дых так врезал, что я чуть не помер. Всё, что съел, обратно из меня вывалилось. Говорит, чтобы даже не думал сбегать, везде у него всё схвачено, меня найдут и к нему приведут, и тогда уж спуску не будет.

— Запугал он вас, гляжу.

— А я хочу всё-таки сбежать. В Крым уехать. У меня в Судаке двоюродная тётка живёт.

— Хоть знаешь, как её зовут?

— Знаю, мать незадолго до смерти написала.

Он вытащил из-за пазухи изжёванный листочек бумаги, развернул его и протянул мне. Отпустив наконец запястье парнишки, я прочитал полустёртые, написанные карандашом буквы:

«Кузьмина Екатерина Васильевна, город Судак, ул. Таврическая, д. 16».

— Думал, с сестрёнками поедем, да только куда я с ними… Пусть уж в детдоме, им там вдвоём не так скучно, да и кормят.

— А как добираться собираешься?

— На товарняках, наверное, — неуверенно пожал плечами Лёха.

— На товарняках… А ну как попадёшься, да снова в детдом отправят или вообще на малолетнюю зону?

— А что ж мне, так под Лютым и ходить всю жизнь, пока он меня не прирежет?! А в Крыму тепло, там абрикосы растут, мне мамка сказывала…

Раздавшийся сзади свист заставил нас оглянуться. Та-ак, вечер перестаёт быть томным, поскольку к нам медленно приближается троица. Из всех троих габаритами явно выделялся парень лет восемнадцати, поигрывающий чётками, со шрамом через левую щёку. Ничуть не меньше меня, и двое его дружков не намного уступали ему размерами. Остановились метрах в десяти. Все трое с ленцой грызли семечки, а недобрый прищур в нашу сторону не сулил ничего хорошего.

— Ну всё, мне хана, — упавшим голосом пролепетал беспризорник.

— Это что, и есть Лютый?

— Ага, самый здоровый, — уже почти шёпотом отозвался Лёха.

— Ну-ка пойдём поговорим с ним.

— Не-е, — закрутил головой малец, — я не пойду.

Судя по его виду, он вообще собирался дать драпака.

— Ладно, стой здесь, я сам с ними поговорю.

Небрежной походкой я двинулся в сторону вероятного противника. Троица при моём приближении отвлеклась от семечек, двое засунули руки в карманы просторных штанин, и у меня мелькнула мысль, что в этих карманах могло находиться всё, что угодно, — от кастета до ножа или даже пистолета. А посему не стоит расслабляться раньше времени, делая скидку на возраст. Тем более что их вожак явно совершеннолетний и вон как вымахал на подношениях. Трутень, одним словом.

Остановился метрах в трёх напротив, также держа руки в карманах. Когда-то давно армейский инструктор по рукопашке учил нас, что руки всегда должны быть готовы к действию и сам он никогда в карманах их не держит. Однако сейчас я был уверен в своей реакции, да и руки в карманах должны были немного расслабить противника.

Смерил взглядом Лютого, не забывая отслеживать периферийным зрением его дружков. Мало ли что тем взбредёт в голову.

— Далеко собрались, дядя? — сплюнув сквозь «пугачёвскую» щель между передними зубами, лениво поинтересовался один из троих.

Проигнорировав как вопрос, так и его задавшего, я не сводил взгляда с центрального персонажа.

— Ты, что ли, Лютый?

Трое парней переглянулись между собой, но испуга в их глазах по-прежнему не читалось. Они чувствовали своё превосходство — как же, трое против одного, и это давало мне пока ещё невидимое преимущество. Вряд ли они ожидают от меня достойного отпора в случае прямого физического контакта. Чёрт, даже жалко их немного… Но стоило мне вспомнить зарезанного Андрейку Слепого, которого я и в глаза не видел, как вся моя жалость тут же испарилась.

— А ты кто, прокурор, что такие вопросы задаёшь? — сипловатым голосом спросил Лютый.

— Хочешь, могу и прокурором побыть, и судьёй, впаять тебе по заслугам, не отходя от кассы, за твои противоправные действия.

— Нормально, — вставил тот, что первым задал вопрос. — Лютый, может, мы его того?.. Научим вежливости?

— Усохни, Плевок, сам научу, — зло процедил главарь.

А шустрый парень, блин, как он резко сократил дистанцию, успев при этом словно из ниоткуда выхватить нож с десятисантиметровым лезвием. Куда только делась его показная ленца! Хищник, мать