А он какое-то время смотрел на нее и думал, поняла ли она, что он говорил не только о сегодняшнем сне.

* * *

Свет факелов снаружи стал не столь ярок — значит, уже наступил глубокий вечер. Они давно разошлись по своим покоям.

Господин Рэн отослал прислужников и встал посреди зала, сложив ладони вместе на животе и прикрыв глаза, успокоил дыхание, а потом очень медленно, неспешно начал двигаться, будто под неслышимую уху небесную музыку. Новое тело ощущалось непривычно, но почти не уступало в плавности течения ци его собственному. Мужчина внутренне улыбнулся: у них с Синь-ланом оказалось несколько больше общего, чем он думает.

Мысль мелькнула — и тут же покинула его голову, как и многие другие, не дававшие покоя днем. Сейчас не время для них. Он продолжил свою медитацию и через некоторое время перестал ощущать, где заканчивается его тело и начинается весь остальной мир. Они двигались вместе, подчиняясь общему ритму, напеву, пропуская каждую ноту этой странной музыки через себя. В какой-то момент сознание его растворилось в свете факелов и бескрайней черноте над ними. Его больше не было — и он был везде.

Две женские фигурки — барышни Гуй и Дин. Им обеим боязно оставаться в одиночестве, поэтому они решили заночевать в одной комнате, в покоях последней. Они убегают, прячутся от своих страхов за ничего не значащей болтовней и женскими занятиями: красавица Дин учит свою младшую подругу пользоваться красками для лица и подбирать украшения. Девушки смеются, улыбаются друг другу, но в сердцах их прячется испуг, который роднит обеих: обе боятся не столько демонов и духов, сколько себя…

Вот господин Синь, невольно занявший его собственное тело. Сейчас он изучает старинный свиток, найденный в одной из комнат его части дворца. Глаза его пробегают ровные столбцы иероглифов, но мысли мужчины витают далеко, и взгляд его то и дело возвращается к уже прочитанному. В этом человеке нет, страха лишь печаль, сочувствие и некоторая досада… Он хмурится, поводит немного ноющим плечом, пытается размять его пальцами — и некоторое время в недоумении ощупывает давние грубые шрамы на широкой спине.

А вот мужчина в серых одеждах, сидящий в женских покоях. Он настороженно смотрит в зеркало, вглядываясь в совсем-не-свое лицо. Что же видит в нем госпожа И? И что хочет увидеть? От нее веет смущением, тревогой и чем-то темным и горьким, что объединяет ее чувства с чувствами госпожи Гуй.

— Вам нужна наша помощь, добрый господин? — подлетают жоу-чжи к барышне в зеленом.

— Нет, — отсылает их господин Гэн повелительным жестом.

— Нет, — повторяет тише, оставшись в одиночестве, — я сам.

Он, не торопясь, достает из волос драгоценные шпильки и расчесывает гребнем длинные блестящие волосы, оборачивает их вокруг ладони и подносит к лицу, вдыхая их аромат. И снова гребень скользит по черной струящейся глади.

На нежных губах блуждает задумчивая улыбка.

Господин Рэн сделал глубокий вдох, завершая медитацию, и какое-то время стоял, скользя по полу рассеянным взглядом. Способности и память понемногу возвращались к нему. Чем больше возможностей, тем выше ответственность. А он так пока и не понял, что ему следует делать.

Глава 1.10

Господин Синь

Он проснулся от грохота. Пол и стены тряслись и ходили ходуном, снаружи слышались гулкие раскатистые удары, словно грозовые молнии несколько раз подряд попали в здание дворца.

«Землетрясение»? — мелькнула в голове первая мысль. Вслед за ней тут же явилась вторая: «Кто-то мог пострадать».

Господин Синь тут же вскочил на ноги и бросился бежать, на ходу завязывая пояс.

Все прислужники исчезли, будто их и не было. Во дворце царил полумрак, и среди него сами комнаты казались совершенно чужими…

А нет, не казались. Он, и правда, не знал, где находился и, как мог, пытался сориентироваться в этом лабиринте залов и коридоров.

«Неужели снова какое-то испытание?» — только успел подумать он.

Но мелькнувшие в полумраке очертания его собственных белых одежд тут же расставили все по-местам: его тело снова с было ним, комнаты, хотя и незнакомые, все же неуловимо напоминали его собственные. Значит, он просто очнулся в покоях одного несносного варвара. И сейчас ему необходимо было как можно скорее найти выход из этой части дворца.

Покружив некоторое время по залам без какого-либо результата, господин Синь остановился и принял не самое логичное решение — просто направился туда, откуда до сих пор слышался сотрясающий стены грохот. И это помогло — довольно скоро он выбежал во двор и остановился в нерешительности: шум исходил не из самого дворца, а подальше, оттуда, где…

Словно для того, чтобы подтвердить его догадки, что-то вспыхнуло ярким зеленоватым светом в отдалении, чуть справа, а потом и слева. Вспышки следовали одна за другой, становясь то белыми, то приобретая тревожный красный оттенок, или синий, или ярко-желтый. И всех их, нитью, продетой сквозь редкие бусины, объединяла одна и та же длинная замкнутая линия. Стена…

Справа послышались женские вскрики — и он без промедления бросился туда, хотя звучали голоса не столько испуганно, сколько… удивленно?

Он пересек двор, миновал флигель, внутренние ворота и только тогда увидел тех, кого искал: две девушки — в черном и красном, прижавшись друг к другу, словно заблудившиеся в лесу дети, смотрели на что-то, приоткрыв в изумлении рты.

Он окрикнул их, и госпожа Дин, целый день избегавшая его общества, повернулась к нему и, совершенно позабыв о своей неприязни, ответила быстро: «Все в порядке, Синь-лан, вы тоже это видите?»

После ее слов словно пелена спала перед ним и он заметил их — врата. Исполинские, выше самой стены, из темно-зеленого нефрита, по которому пробегали, потрескивая, слегка светящиеся в темноте тонкие пурпурные молнии. «Врата Ранения и Разрушения» — золоченая табличка с этими словами висела прямо над входом, чуть ниже многоярусной крыши с острыми, будто пики, краями, а сразу за вратами клокотала густой смолой липкая непроглядная мгла.

Будто завороженный, он приблизился к ним, коснулся рукой одного из мощных столбов — неожиданно теплого, ощутил под рукой гладкую поверхность камня, чуть покалывающее, злое касание молний и двинулся дальше, намереваясь пройти между опорами навстречу Тьме.

Тьма завозилась тревожно, принимая очертания огромной пучеглазой, скалящей острые зубы собачьей головы, и предупреждающе зарычала. Он не ожидал такого и вздрогнул, отпрянул в ужасе, барышни же закричали: «Стойте, стойте же!» и, вцепившись в него