Шрифт:
Закладка:
Каждый военнослужащий получал много нарядов, так что во время строевой подготовки на нелюбимом казарменном дворе едва ли набиралась десятая часть личного состава. Несмотря на это, в роте всегда был порядок. Роту можно было часто видеть при исполнении разных обязанностей. Был праздник Тела Христова, нам предстояло выстроиться шпалерами вдоль пути следования торжественной процессии. Я, сидя в седле, вел ее к площади Максимилианплац, впереди нас шел отряд трубачей. Два дня спустя евангелический дивизионный пастор, прервав свою проповедь в казарме, пылая гневом, ворвался в мой кабинет: «Господин капитан, вы водили на праздник Тела Христова протестантов. Я доложу о вашем поступке командиру дивизии». Действительно, это был неприятный случай. Старший вахмистр насчитал среди вольноопределяющихся 80 католиков, и еще столько же человек записалось. В праздничный день постоянный заместитель вахмистра приказал перед выходом из казармы рассчитаться только 80 солдатам и доложил мне об этом. Я знал каждое имя в роте, всех жен моих подчиненных, знал о слабых сторонах, заботах и желаниях каждого, вот только о вероисповедании я их не расспрашивал.
К роте относилась постоянная радиостанция «Мюнхен» на Спортплац перед казармой. Отряд самых лучших радистов ежедневно поддерживал связь с Берлином и другими военными округами, через нее шла и часть служебной переписки. Небольшие гарнизоны имели свои радиостанции, которые работали каждый день по несколько часов. Для мюнхенской радиостанции были построены две мачты из стальной сетки, заменив ими старые деревянные.
В 1930 г. при Центральном почтовом управлении рейха в берлинском районе Темпельхоф были организованы общие учебные курсы для офицеров связи сухопутной армии и военно-морского флота. Офицеров-связистов на них представлял полковник Плегер. Мы прослушали интересные обзорные лекции в этом ведущем техническом учреждении. Обмен опытом, полученным в работе со столь вариативной техникой, и ее использование совместно с другими частями рейхсвера было уже вопросом частным.
Живительные горные тренировки имели одно преимущество. В пределах страны были только предгорья, Центральные Альпы давали единственную возможность для «высокогорных походов с целью отработки тактики». В роте образовали патрули, в которые входили командир и пять солдат. Летом Зеллинг взбирался с ними на Тоди (3614 м) и Юнгфрау (4158 м). Зимой, уже под мартовским солнцем ходил я с пятью солдатами, опытными горными восходителями, заслужившими в качестве поощрения возможность пробежаться на лыжах в горах Сильвретты. Мы пересекли этот горный массив с востока на запад и с запада на восток. Переходя от одной хижины к другой, мы видели возвышавшиеся рядом на свыше 3000 м вершины: Пиц-Буин, Пиц-Тасна, Драйлендершпитце и другие, на них еще не проложили канатную дорогу. Затем мы спускались по мощному леднику, фирн ослепительно блестел на солнце. Загоревшие до черноты, так что на нас обращали внимание, мы посетили Давос, Понтрезину и Брегенц, где наш последний день посвятили отдыху.
В Тюрингии, оказавшей нам сердечный прием, в 1931 г. прошло учение рот радиосвязи 5-го, 6-го и 7-го батальонов связи; многочисленные внутренние границы напомнили о минувших временах партикуляризма. О чистоте улиц в пределах бывших узких границ заботились столичные в прошлом власти. Отношение к соседям в приграничных местностях было хуже, чем между чужими странами. Во взаимодействии частей, чего не практиковалось раньше, совершенствовалась радиосвязь, заимствовался чужой опыт, и отдельные ошибки уже не повторялись. Наши роты сработались настолько, что командирам для руководства нами достаточно было одного незаметного знака. Командующий полковник Закс по результатам первых двух дней учений присудил нам первенство по скорости передачи сообщений и наименьшему числу ошибок. Затем были официально объявлены эти результаты, чтобы ни у кого не было тайной обиды.
После возвращения с маневров для меня была неожиданной новость о моем переводе 1 октября 1931 г. в Кёнигсберг в Восточной Пруссии в должности штаб-офицера войск связи 1-го военного округа. Прощание с моей ротой, которой я командовал четыре года и которая стала одной большой семьей, далось мне исключительно тяжело. Я и мой вышестоящий командир майор Лёвенек часто спорили, но и он все меньше стал вмешиваться в мои дела. Даже выдающийся командир дивизии генерал фон Лееб хвалил не один раз мою роту. Теперь меня меньше пугала дальняя сторона, чем канцелярская работа.
Восточная Пруссия, 1931-1933 гг.
Двое суток в пути по железной дороге дали мне время вернуться в воспоминаниях к последним десяти годам моей жизни. Фундаментные стены сгоревшего в поражении пышного здания имперской немецкой армии оказались настолько прочными, что выдержали еще землетрясение пятилетней гражданской войны. Затем небольшое чистенькое здание – рейхсвер – соответствовало значению находившейся вокруг государственности. Средство для восстановления бывшего величия и значимости без всяких внешних украшательств отсутствовало. Вполне осознанно жители дома одарили налогоплательщика своим безукоризненным ручным трудом. Обитатели верхних, светлых этажей прошли через столько испытаний телесных и духовных, что за ними было признано право быть руководителями государственного предприятия. Они не были холодными и трезвыми рутинерами или унифицированными генеральными директорами, но умными, имевшими жизненный опыт, сердечными людьми, которые внутренне и внешне научились управлять