в учебном батальоне пехоты новобранцы поступали в роту. В течение первых лет службы в наемной армии каждый верил в то, что за 12 долгих лет он сумеет стать квалифицированным связистом. Но человеческих способностей на это явно недоставало. Один больше подходил для этой специальности, другой проявлял способности в чем-то другом. Готовность роты гарантировали 80 ефрейторов. Это были наемные солдаты на 6 – 12-м году службы, в профессиональных качествах которых сомневаться не приходилось. Старший вахмистр Колер, позднее Ктон и другие вахмистры и унтер-офицеры поступали здраво, внешне незаметно, но эффективно командовали своими частями и учебными подразделениями.

Роты были теперь частично моторизованными. Каждая рота имела около сотни кавалерийских и ездовых лошадей, 14 лошаков или пони, используемых в качестве тягловой силы в горной местности, и 20 автомобилей. Среди них были две легковые машины – «Хорьх» и «Ауди», мотоциклы, грузовики и автобусы. Не принимая во внимание меняющуюся форму исполнения служебных обязанностей, к ним относились строевая служба и стрельбы, к технической службе каждой роты связи – строительство телефонных линий, сооружение радиостанций и радиосвязь, сооружение светосигнальных устройств и светосигнальная связь, отдел кодировки, обслуживание двигателей и горная служба. Только почтовые голуби были исключены как технически устаревший вид связи. Такая многосторонность была излишне сложна, и при немногих исполнителях – нерентабельна. Она не могла привести к высокой эффективности. После двух лет моего командования такой ротой связи в ней произошли изменения: при перемене персонала были образованы 1-я телефонная рота и 2-я рота радиосвязи.

Техническое обучение, которое проводилось зимой, завершилось тренировочным обучением телефонной и радиосвязи в марте, длившимся без перерыва 10 дней. Базой для этого служили лыжные хижины рот и гостевые дома. Началась подготовка к высокогорным учениям. Автомобили были поставлены в гараж, а водители стали погонщиками. Лошаки весь остаток года отдавали свой овес ротным лошадям, питались только мелкой соломенной сечкой, и их запрягали в повозки с фуражом. Недель за шесть до учений их переводили на питание овсом, с каждым днем увеличивая рацион.

Во время маршевых учений у них по бокам слева и справа висело по тюку прессованной соломы, которые можно было легко сбросить, ничего не разбив. Когда лошаки вновь отправлялись в путь медленным шагом, солому заменяли корзинами и ящиками с приборами связи. Во время первых учений в горах было много падений в пропасть. Некоторые животные были слишком большими, пугались на узкой тропе и вместе с грузом срывались. Лошади ломали при падении вытянутые ноги, лошаки вцеплялись в лошадей и вместе благополучно скатывались вниз. В горах мы начинали с тренировочных маршей, чтобы люди освоились с подъемами и спусками, и только потом вместе с другими частями приступали к учениям по установке связи. Едва ли бы нашелся в роте в этом живописнейшем окружении хоть один человек, который не отдавал бы всего себя своему делу. Никогда не забудется марш на восходе солнца в Обераммергау под многоголосую песню «Кто хочет в радости идти, иди навстречу солнцу» или ночной бивак моей роты на высотах Блауэн-Берге за Кройтом. Однажды командир дивизии генерал фон Лееб посетил роту в горах под Оберстдорфом. Мы продемонстрировали ему работу на марше первых переносных раций «Ахемо». Закончив разговор на одной небольшой вершине, генерал расстегнул свой мундир, взял у сопровождавшего его офицера альпеншток и спустился по склону, у нас на виду, без остановки широкими прыжками, к своему автомобилю, который поджидал его внизу на расстоянии в тысячу метров. Чтобы поддержать у берлинцев интерес к горным частям, позднее стали устраиваться показные учения, к месту проведения которых зрители прибывали на фуникулерах. Для наблюдения за скалолазами на склонах альпийского пика в Кройцеке прибыл генерал Хейе и сопровождавший его военный атташе Гартенштюле. Я также видел японца Осиму, который начал непривычное для него восхождение, но из-за длинных ног своих коллег американцев отказался от этой затеи. Во время подобной тренировки у приюта на Небельгор-не горные егеря в кожаных штанах, сев на зад, скатывались вниз по заснеженным гребням. Спуск на веревках по скальной стене горных стрелков, попавших под камнепад, привлекал меньшее внимание собравшихся, чем хохотавших и кричавших зрительниц, неудачно попытавшихся повторить спуск егерей.

Положение службы связи во время маневров жестко зависело от приказов штабов и их «тактического руководства». Штабы должны были выбирать неизвестные, часто менявшиеся наблюдательные пункты и обеспечивать связь, по которой передавались донесения различного объема, активизировать ее. Один руководитель не мог заботиться обо всем на большом пространстве. Он должен был проверять, нормально ли работает связь, приходят ли своевременно донесения, какому условному тактическому положению они соответствуют. Удовлетворяют ли они всем требованиям вышестоящего командования, было несущественным. То, что можно попытаться назначить для установки и обеспечения связи незанятых унтер-офицеров роты, не укладывалось в их представление о тактике. Но недостаточно было только «установить связь». Учения радистов проходили на большой территории. Для них старательно писались «сценарии». В них указывалось до минуты время переноса наблюдательных пунктов, текст и время передачи каждого сообщения. Все ответственные за разработку тактики при проведении учений получали целые тома этих обязательных установок. Отправленное сообщение необходимо было вовремя направить получателю и затем проверить, правильно ли оно было получено. Для этого командировали офицеров штаба, которых эта работа почтальоном повергала в невыразимую скуку. Понятно, что к таким учениям было потеряно доверие, когда офицер-связист в высоком чине часами выяснял, правильно или нет было отправлено сообщение, и обещал провести разбор учений в ближайшие месяцы. Целые центнеры этих радиосообщений так и не пережили эту проверку. Во время учений было сделано много ошибок невоенного характера. Было много пауз в учениях, поскольку все было расписано по времени. Это противоречило характерной особенности войск связи, чьи задачи, в отличие от других родов войск, должны были выполняться беспрерывно от начала боевых действий до их окончания.

Желанную помощь я получал от ежегодной трехмесячной командировки для штабных офицеров в батальонах связи. Мюнхен был особенно предпочтителен. В роте одновременно было шесть обер-лейтенантов и старшие офицеры других родов войск. Рота проводила учения в городе и на открытой местности, длившиеся в течение трех недель; в частях, располагавшихся концентрическими кругами вокруг гарнизона, были образованы тактические штабы. Иногда их усиливали войсковыми средствами связи, тогда прибывали офицеры по поручениям или адъютанты для подключения к связи более мелких частей. Кульминационным пунктом были командно-штабные учения, к которым командир дивизии привлекал сами штабы.

Сначала отрабатывались самые простые приемы. Телефонистов упорно учили пользоваться позывными. Было поучительно наблюдать, как штабные офицеры в пылу разыгрываемого сражения забывали о них или вообще не обращали