— Знаешь, Витцке, ведь ничто не мешает мне взять тебя за шиворот и оттащить в «охранку». Уж там ты очень быстро расскажешь все. — Заявил начальник сыскной полиции, хмуро наблюдая, как я застёгиваю рукава рубашки.

Их, кстати, рубашек, в шкафу появилось еще две штуки. Видимо, Риекки решил, лучше он сам будет оплачивать вещи, предварительно выбирая их стоимость, чем потом ему сюрпризом прилетит счёт

— Возможно… — Согласился я. — Но давайте подумаем о другом. Помните, вчера мы договорились, что я расскажу вам все, что могу рассказать на данный момент. Так вот… В Союзе буквально около полугода назад начала действовать секретная школа НКВД. Секретная школа, которая занимается подготовкой разведчиков, диверсантов и шпионов. Бо́льшая их часть будет отправлена в Германию. Как думаете, сто́ит ли избивать меня до полусмерти, чего бы вы очень хотели, при этом лишив себя возможности иметь под рукой такого человека как я. Да, не могу помочь конкретно Финлянди. Не могу. Среди тех слушателей, которые попали со мной в первый поток, не было кандидатов для работы в вашей чудесной стране. Действующих, если таковые есть, скажу сразу, я не знаю. Но… Я хочу хорошо устроиться в новой жизни. По-моему, это вполне нормальное желание. Не находите? Хочу красиво жить. Спокойно. Не оглядываясь по сторонам, в ожидании, когда меня объявят врагом народа или припомнят родительские грехи. Я готов сотрудничать с теми, кому пригодится все, что есть вот тут…

Я постучал указательным пальцем себе по лбу.

— Хорошо… — Эско нахмурился, о чем-то напряжённо думая.

Очень надеюсь, что он в этот момент уже начал соображать по поводу фашистов. По крайней мере, намек в моих словах был весьма конкретный.

— Зачем ты спрашивал Олава про РОВС?

— Потому что, господин Риекки, врагов у Советского союза много, но я хочу встать на сторону тех, кто действительно будет бороться с действующим режимом. Да и потом, как ни крути, а в РОВС не просто мои соотечественники. Там — дворяне. Я, знаете ли, намерен вернуться к корням. Вы же знаете, моя мать из приличной дворянской семьи. Предвосхищая ваш вопрос, скажу сразу… Я смог передать весточку о своем прибытии, пока прогуливался вечером по улицам Хельсинки. Да, это вышло случайно. Уже не надеялся разыскать кого-нибудь из общевоинского союза. Салон-то мне пришлось покинуть…

Моя речь была прервана отвратительно беспардонным образом на самом интересном месте. А я, между прочим, только разошёлся, только поймал вдохновение.

В дверь постучали, затем тенью в номер проскользнул Олав. Вид у него был снова несчастный. В мою сторону он вообще старался не смотреть. Прямо как монашка, встретившая на своём пути дьявола.

— Господин полковник, посыльный мальчишка передал для господина Витцке кое-что. Это именное приглашение. Вот. Пожалуйста.

Администратор протянул начальнику сыскной полиции конверт с печатью.

Риекки взял конверт в руки, посмотрел на эту печать, потом на меня. Он явно узнал, кто является отправителем. И ему это точно не понравилось.

Финляндия, Хельсинки, март 1939

— Интересно… И что вы думаете по этому поводу, Риекки? По поводу молодого человека, о котором идёт речь. Кто он по-вашему: шпион или настоящий предатель, решивший перейти на более сильную сторону? На сторону будущего победителя.

Оберштурмбаннфюрер Генрих Мюллер смотрел на начальника сыскной полиции Финляндии немигающим взглядом. Если не знать, что обращается он именно к Риекки, можно подумать, немец вслух сам с собой обсуждает свои же мысли. Просто Эско к такой его манере уже привык, а потому точно знал, Мюллер ждёт ответа.

— Удивляет совпадение, Риекки. Сто́ило мне приехать в Хельсинки, да к тому же еще тайно, как у вас вдоль границы начали бегать сотрудники НКВД, желающие перейти на сторону врагов Советского Союза. Хотя, вам как и мне известно, эти господа не склонны к подобным видам пробежек. Я, знаете ли, не верю в совпадения. Я и в бога-то не верю. Про совпадения говорить не́чего. Так вот. Меня интересует конкретно ваше мнение. Что вы думаете о парне?

Эско ждал конкретно этого вопроса, с самого начала, как только явился на чертов прием. Едва только встретился с немцем и рассказал ему о Витцке. Хотя, надо признать, будь у Эско выбор, он бы никогда не захотел иметь что-то общее с оберштурмбаннфюрером. Крайне неприятный господин.

Мюллер отталкивал от себя одним внешним видом: пробор посередине, выбритый затылок, сжатые губы, вечно недовольное лицо, постоянно дрожащие веки. Даже сейчас, при том, что смотрел он на начальника сыскной полиции холодным, змеиным взглядом, эти чертовы веки все равно дрожали. Насчет каких-то человеческих качеств и заикаться нечего. Хитрый, двуличный, без моральных принципов. В общем — исключительно подходящей для своей работы человек.

И да, действительно появление Витцке можно принять за спланированную акцию. Если бы не одно «но». Три дня назад Мюллер не собирался ехать в Хельсинки. То есть еще три дня назад сам Генрих не знал, что окажется сегодня в этом городе и в этом доме, в качестве особого гостя. Более того, поездка оберштурмбаннфюрера на самом деле проходила в атмосфере секретности. То есть, учитывая, когда именно Витцке выдвинулся из Петрозаводска, когда попал в глухое карельское село, сколько времени потратил на переход границы, он просто физически не мог знать о приезде одного из главных лиц Рейха. Потому что само лицо об этом не знало.

— Господин оберштурмбаннфюрер…

— Генрих. — Перебил Эско немец. — Мы же договорились, ближайшие три дня я просто Генрих. Не надо так сильно выпячивать мое присутствие. Хотел бы посетить Хельсинки открыто, ходил бы по городу в форме и в сопровождении своих людей. Вы же знаете, в этот раз мой приезд носит сугубо деликатный характер. Личная просьба фюрера. И знаете, фюреру не понравится, что какой-то начальник сыскной полиции Финляндии столь пренебрежительно относится к его личным просьбам.

— Хорошо. Я все понял. Извините. — Риекки кивнул, искренне, от души желая «Генриху» сдохнуть вместе с его ненаглядным фюрером.

Риекки никогда не был поклонником Третьего Рейха. Да. Вот такой вот нонсенс. Более того, он с