Шрифт:
Закладка:
— Эмили!
В его голосе звучало предупреждение. Она почувствовала, как он набухает у нее во рту. Алехандро, задыхаясь, закричал, и Эмили впервые попробовала его на вкус, удивившись удовольствию от этой близости, напряженная, на грани оргазма, подняла на него глаза, радуясь этим ощущениям.
— Иди сюда, — позвал он.
Он притянул ее к себе, отнес в постель, они лежали молча, погруженные в собственные мысли, но не делясь ими. Она понимала, что это может быть опасно.
Глава 11
Это был не только отличный секс или прогулка рука об руку до ресторана, но и долгий неторопливый ужин.
— Выглядишь потрясающе.
Горели свечи. Алехандро взял Эмили за руку. Белая скатерть была усеяна конфетти, маленькими золотыми звездочками. Она поняла, что это самый счастливый момент в ее жизни.
— С такими вьющимися волосами тебе можно не причесываться целую вечность.
— Откуда ты знаешь?
— Возможно, прочитал где-то.
— Или услышал от одной из любовниц?
— Боже, нет, они всегда ходили в парикмахерские. Но не ты, да?
Эмили рассказала ему, как мама всегда сама стригла ей волосы.
— И одежду тоже шила она.
— Серьезно?
— У нее был талант к шитью и вязанию, — ее глаза наполнились неуместными в столь великолепную ночь слезами, но он держал ее за руку, — не думаю, что это нравилось моему подростковому «я».
— Хотелось высокой моды?
— Да. Но теперь я чувствую себя ужасно оттого, что дулась на нее за это. Однажды она сшила мне джинсы. Ужасные джинсы. Я ей так и сказала. Сейчас я бы все отдала за пару туфель, за джинсы или один из джемперов.
— Слушай, у тебя были потрясающие родители.
— Так и есть. Тогда я не всегда это ценила.
— Ты просто хотела вписаться в окружение.
Эмили кивнула, думая о том, как в детстве ее дразнили из-за одежды и прически.
— Я чувствую себя виноватой. — Она полезла в новую сумочку за салфетками, пришлось промокнуть глаза плотной салфеткой, она почувствовала, как Алехандро наблюдает за ней. — Я не жду, что ты поймешь. — Думаешь, я не знаю, что такое чувство вины?
— Я не это имела в виду. Ты тоже чувствуешь себя виноватым?
Он признался, что у него были напряженные отношения с братом и сестрой.
— Мы ссоримся.
— С тех пор, как ты поддержал отца по поводу этикетки и Марии в его биографии?
— Нет, с тех пор, как он заболел. — Он налил вина себе и предложил ей, она отказалась. — Мы были очень дружны, а теперь спорим.
— Насчет чего?
— Мама навещает отца, получает медицинские заключения. Я привез Кармен несколько брошюр для хосписа.
— Я и не подозревала, что дошло до этого.
— Еще не дошло. Хотя, если ему не сделают операцию, дойдет. Мы с Кармен пытаемся его вразумить. Раньше мы ладили, а с тех пор как узнали о болезни отца, кажется, спорим по любому поводу.
— Это хорошо.
Он нахмурился:
— Хорошо?
— Жаль, что у меня не было братьев и сестер, особенно когда отец был болен и сбит с толку. Мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь поспорил со мной о чем-нибудь. На меня свалилось столько всего, каждое решение было только за мной.
— Я как-то не думал об этом в таком ключе.
— По крайней мере, вы хотите для него только лучшего, просто по-разному смотрите на вещи. Тем не менее, видимо, выбор все-таки за ним.
— Да. Отец стабилен. Мама начала навещать его в больнице. Себастьян и Кармен думают, что она делает это только ради денег.
— А ты?
— Нет. — Он сразу отмел эту мысль. — Я напомнил им, что она еще гастролирует, несмотря на то, что ей далеко за пятьдесят. Она невероятно тщеславна, и ей нравится, когда ее фотография красуется на бутылках «Ромеро».
— Но она так и не взяла его фамилию? Или «де Лука» — сценический псевдоним?
— Нет, здесь все по-другому. Жены не берут фамилию мужей, а дети берут фамилии обоих родителей. Мое полное имя Алехандро Ромеро де Лука.
— Ты отказался от фамилии матери из-за развода?
— Нет. Ко мне обращаются по фамилии отца, так что я сеньор Ромеро. Учитывая деловую сторону дела, для меня это важнее.
— Значит, Себастьян и Кармен — тоже Ромеро де Лука?
— Да.
— А если будут дети?
— Никогда. — Он содрогнулся от одной только мысли об этом, но не стал вдаваться в подробности. — Не могу выбрать десерт, — призналась Эмили.
— Я уже выбрал. «Tocino de Cielo». Это как ваш крем-брюле. Помнишь, я говорил, что вино осветляют яичным белком?
— Кажется.
— Раньше неиспользованные яичные желтки отдавали местным монахиням, а те придумали этот десерт. Это традиция в здешних краях.
— Его готовят монахини?
— Представь себе. Мы могли бы заехать в Аркос-де-ла-Фронтера по дороге домой, если тебе там понравится, можно заехать в монастырь и купить еще.
Это действительно был самый вкусный десерт и самый великолепный вечер.
Когда все кончилось, Эмили собрала со стола в мешочек маленькие золотые звездочки и положила их в сумку.
— Для Уиллоу?
— Да.
Хотя, возможно, придется оставить эти маленькие золотые звездочки себе вместе с янтарной смолой от бутылки вина. А она не хотела, чтобы они стали просто воспоминаниями.
Они прогулялись по мостам и постояли у фонтана. Это было потрясающе — мостики и даже лавочки выложены керамической плиткой, все в синих и желтых тонах. В кои-то веки Эмили была рада, что у нее нет с собой фотоаппарата. Она бы вернулась, чтобы фотографировать, а в этот вечер так приятно идти рука об руку и любоваться видами!
Только когда они возвращались в отель, Эмили почувствовала, как Алехандро напрягся, на секунду замедлил шаг. Она поняла, в чем дело.
На стене висел плакат, конечно, не один. Мария де Лука определенно выделялась на фоне остальных. Она выглядела ошеломляюще и обольстительно. Эмили не смогла притвориться, что не заметила, как сама замедлила шаг.
— Твоя мама тут выступает?
— Нет, наверное, плакат старый.
Они подошли, чтобы прочитать надпись. Эмили оказалась права. Его мать выступала в Севилье в эти выходные. Плакат гласил о том, что это великолепный шанс увидеть ее до того, как она отправится в мировое турне.
Алехандро смотрел на маму, которая улыбалась каждому проходящему мимо посетителю, который был готов выложить пару сотен евро, чтобы посмотреть на ее выступление.
Мария де Лука.
Любимая, почитаемая и обожаемая.
Просто редко бывает дома.
А когда
