— Вот как? Думаешь, страшного человека всегда можно вот так просто распознать? Между прочим, самые лютые преступники часто выглядят как обычные культурные люди. Но стоит им чуть раскрыть свою сущность…

И тут он посмотрел прямо на неё своими чёрными углями глаз. Взгляд вышел тяжелый. За этим точеным профилем бурлят нешуточные страсти. Однако Джилл взгляд выдержала. Глаз не отвела.

— Ты и правда не боишься. — откинулся он назад, упершись головой в стену. — Ты странная.

— То же самое могу сказать о тебе. Хочешь жениться на девушке, которую совсем не знаешь. Ещё и кучу денег за это отваливаешь. Зачем? Нет, я понимаю, Мариам — красотка. Ты и сам сегодня всё видел. Неужели… Всё из-за её внешности?

— Мне абсолютно плевать, какая у неё внешность, — равнодушно отозвался он. — Да, твоя сестра красива. Но если бы она была последней дурнушкой, я всё равно настаивал бы на браке.

— Хмм… — вскинула она брови. — И ты ещё утверждаешь, что это я — странная?

— Ты мыслишь как империанка. Корсиканка давно бы всё поняла. Тебе что, правда интересно, почему я так поступаю? — Джилл кивнула. — Тогда слушай. Это даже забавно, узнать, что скажет о моей истории человек со стороны.

Виктор наконец открыл портсигар, закурил и продолжил:

— Ты ничего не видишь странного в моей внешности. Это и не удивительно. В Империи цвет кожи, волос, разрез глаз — абсолютно не принципиальны. У нас же это важно. Происхождение зачастую ценнее богатства. Чёрные волосы и глаза — такого не встретишь у чистокровного корсиканца голубых кровей. Моя мать была из варварских земель. Отец в одном из путешествий повстречал семейство свергнутого князя. В момент знакомства от их былого великолепия остались одни лохмотья. Но стать, гордость — никуда не ушли. Моя мама даже в обносках сумела очаровать отца. Да так, что он пошёл против всех мыслимых и немыслимых правил и забрал её с собой. Так мать поселилась в замке моего отца, на планете Холли. У нас почти везде суровый холодный климат. Тёплые зоны есть, но их мало. В основном морозы. Но не снег стал причиной холода, погубившего мою мать, а семья отца. Никто не понял смелого поступка лорда Харриса, не поддержал. Наоборот, лишь осуждение и презрение. Но если на отца, как на чистокровного аристократа, сильно не нападали, то мать хлебнула горя сполна. Чего только она не слышала, чего только не натерпелась от родственников папы! Я, ещё будучи маленьким, прекрасно помню издевательства, свалившиеся на её голову. Ей постоянно твердили кто она и где её место. Открытым текстом. Не стесняясь в выражениях. Когда отец находился в замке — ещё сдерживались, но он часто отсутствовал, и тогда… Родственники бушевали не шутя. Апофеозом всего стало то, что мой отец так и не женился на матери. Сначала мешали религиозные догмы. Как только вопрос веры разрешился — возникли сложности с документами: мама, как представитель проигравшего рода, никак не могла подтвердить свой статус и даже личность. Потом позиция семьи: мой дед обещал лишить отца наследства, если тот все-таки женится официально. И папа колебался. Смалодушничал — возможно. Сейчас уже трудно сказать. Однако пока он медлил, мать слегла с воспалением лёгких. Казалось бы, такая простая болезнь. Вылечить её — раз плюнуть. Но мать как будто не хотела жить. Уже не боролась. Она сдалась раньше, намного раньше того рокового дня. Медленно потухала, пока не погасла навеки. Когда мамы не стало, отец наконец опомнился, он любил её сильно. Только было уже слишком поздно. Горевал он потом не один год. Раскаялся, с семьёй не общался. Только я находился рядом как утешение. Поняв свою ошибку, он постарался хоть что-то исправить и дал мне не только свою фамилию, но и официально признал старшим сыном-наследником. Вписал в родовую книгу, даровал звание аристократа. Но время шло. Отец оставался мужчиной, здоровым крепким мужчиной. И он женился. На этот раз его избранница оказалась с идеальной родословной. Не придерешься. После свадьбы мачеха быстро прибрала всё к рукам. Отца понять можно — его новая жена была так нежна и прекрасна. Светлые глаза и волосы, изящные черты. Только вот она никогда не улыбалась. Всегда ходила со строгим лицом, точно статуя. Никогда не понять, что у неё на уме. Вот и отец не понял. Мачеха же вела свою игру. Она желала править не только при отце, но и после него. А для этого титул наследника должен перейти к её ребёнку. Она родила двоих. Мальчика и девочку. Моих сводных брата и сестру. Таких же красивых блондинов, как и она. Только вот отец в вопросе звания наследника не уступил. Во всём потакал мачехе, а здесь не стал. Наследником остаюсь я — и точка. Тогда мачеха сделала вид, что смирилась. Сама же… Она отравила моего отца. Она потом сама мне призналась. Уже когда отца похоронили и она полностью захватила власть и ничего не боялась. Мачеха сначала держала меня взаперти в моей комнате как узника. Когда же страсти вокруг смерти и похорон затихли, она перешла к действию. Наняла людей, чтобы те со мной расправились. Причём обставили дело так, что это, якобы, несчастный случай. Просто меня казнить мачеха не могла: мой титул наследника связывал ей руки. Если просто и грубо убрать меня с пути — началась бы шумиха и разбирательства. А этого ей не нужно. И, по плану мачехи, я должен был совершенно случайно попасть под падающую плиту на стройке. Якобы мальчишки всегда любят лазить по опасным местам. И у них всё бы получилось. Но вмешалась моя кормилица — дама Веста. Она тогда в последний момент заменила меня своим сыном. Мы с ним как раз были одного возраста. По комплекции похожи. А если учесть, что после падения плиты от тела мало что остаётся… В общем, обман кормилицы сработал. Никто не заметил подмены. Так я остался жив.

— Подожди, подожди. — прервала рассказ Джилл. — То есть твоя кормилица подставила под удар собственного сына? Родного? Но как это? Если бы она собой пожертвовала — это я понимаю, но ребёнок…

— Любовь вассала к своему суверену зачастую сильнее родственных чувств. Кормилица души во мне не чает. И верность нашему роду и мне лично доказала такой своей жертвой. С тех пор дама Веста заменила мне мать. Она заботилась обо мне, ухаживала, поставила на ноги. В