Даниил, несмотря на наследственную антипатию к женскому полу, все-таки был добрым человеком. И потому предложил свидетельнице дышать глубоко и успокоиться.

– Вот сейчас посмотрим, как вы успокоитесь, – пробормотала она, крепко, по-мужски пожимая ему руку.

– Видали и не такое, – немного обиделся на замечание Даниил, почти не кривя душой (под нейролептиками он многое наблюдал).

Однако, когда они добрались до купы жасмина (вялого и загаженного), неподалеку от бассейна (цветущего и вонючего), выяснилось, что нечто подобное он и в самом деле видел. Хотя предпочел бы забыть.

Очень красивый был труп. Волевое лицо, шапка льняных волос, рельефная мускулатура пресса, каждую жилку видно, как на ладони. Тем более что ничего не мешало жилки созерцать: от середины груди до паха вместо кожи шло красное кольцо. Сами кожные покровы отсутствовали.

– Однако, – пробормотал Счастливый, доставая телефон, сглатывая и машинально натягивая перчатки. Прикасаться к трупу он не собирался. – Ничего не трогали?

– Конечно, нет!

– Кто обнаружил?

– Эта… из отдыхающих.

«Этой» оказалась мелкая, смутно знакомая девчонка, которая с видом тихой идиотки возила коротким пальцем вокруг нарождающегося прыща на высоченном нависающем лбу.

Даниил сглотнул снова и машинально потуже замотал на шее шарф. Считая до десяти, попытался убедить себя: мало ли на свете рыжих уродливых девчонок? Мало ли что покажется? Затем начал фальшиво-приветливо говорить:

– Так-так, и как же нас зовут?

Девчонка удивленно уставилась на него – обоими глазами, надо признать, пусть и косящими к носу – по-прежнему плоскому, с задранными ноздрями. И пробасила:

– Да Даня же! Вестегман!

Внутри будто взорвалась бомба из раскаленной смеси, Даниил на секунду потерял рассудок, хотя умудрился взять себя в руки. Директриса, быстро причитая: «Тихонечко, тихо-тихо, тс-с-с-с», взяла его под локоток и поместила так, чтобы находиться между участковым и малолетней свидетельницей.

– Вы с ней, пожалуйста, поаккуратнее. У нее к мужчинам особое отношение.

– Кидается? – севшим голосом спросил он.

– Скорее, боится, а когда боится, становится агрессивной. Вы у меня спрашивайте, а я буду у нее выяснять.

– Итак. Именно Даня нашла… как его звали?

– Александр, – ответила директриса, и губы у нее дрогнули, – Мерецко. Наш охранник.

– Александр Мерецко. А что же тут делала Даня?

Девочка издевательски, как показалось Счастливому, оскалила преострые кривые зубы и вывалила язык. Вполне розовый, но пребывающий там, где положено, а не торчащий наружу.

– Данечка, что ты тут делала, кстати? – спросила директриса масленым голосом.

– А вгать можно? – осведомилась та.

«Интересные вопросы задают дауны», – подумал Даниил, но совесть заставила сказать, что да.

– Тогда в песочек иг'ала.

Ближайший песочек, как показал беглый осмотр, находился километрах в семи, в карьере.

– Попробуем еще раз? – спросила директриса.

Даниил покачал головой.

– Перейдем в контору, – предложил он как бы мимоходом, косясь в сторону девочки. Она поймала его взгляд, оскалилась. Он был готов поклясться, что она ему подмигнула и даже вроде бы послала воздушный поцелуй.

«А ведь симпатичный ребенок, – мелькнуло в голове, – если откормить, причесать и чуть подправить мордочку…»

– Ужас, – сказал он вслух.

…В конторе весьма кстати нашелся принтер, на котором распечатали фото с места обнаружения трупа, после чего Даниил с облегчением стер их как из своей, так и из телефонной памяти.

– Займемся пока опросом свидетелей, чтобы время сэкономить, – предложил он вполне спокойно. – Возможно, у вас есть что добавить. Вы же своих сотрудников знаете лучше их собственных родителей.

– Он сирота, – сурово вставила директриса.

– Тем более. Враги, недруги?

Директриса, чуть замешкавшись, признала, что нет:

– Вообще, если абстрагироваться от некоторой ветрености… он очень добрый был, бескорыстный. В свободное от работы время вел секцию волейбола, ходил с детьми в походы…

– …и работал за еду, – пробормотал участковый, просматривая зарплатные ведомости.

– Здесь многие работают за идею, – заметила женщина. – Наш лагерь принимает и социально незащищенных деток.

– Ну да, ну да, – поддакнул Счастливый, посматривая на вещи покойного, в том числе последней модели айфон и «Ролекс» с дарственной «Сашеньке».

Но директриса почему-то упорствовала в защите:

– Да. Он просто очень любил детей!

– Да ясно, ясно, конечно, – поспешил согласиться Даниил, чтобы не накалять и без того психотравмирующую ситуацию. Что это она так испереживалась?

– Это мой бывший… муж, – отвечая на незаданный вопрос, потупилась директриса. – Мы случайно встретились уже после развода, он оказался без работы…

– Все прощено и забыто, надо быть выше обид, – поддакнул Счастливый, изучая паспорт жертвы, – пять позиций в графе «Дети» и девственно-чистая станица «Семейное положение». И задал закономерно возникший вопрос: – Общие дети были у вас?

– Какое отношение это имеет к делу? – вспыхнула дама.

– Самое прямое. Отрабатываю на причастность к убийству ближайший круг общения Александра Мерецко. А что это вы так кипятитесь?

Директриса, поувяв, признала, что да, общие дети есть, позиции в паспорте два и три.

– Материально помогал? Алименты платил?

– Да! – снова с вызовом заявила она, далее, опять сникнув, признала, что нищенского заработка, да еще поделенного на пятерых, получалось маловато. К тому же платил крайне неаккуратно, скрывая дополнительные доходы, но о покойниках плохо нельзя, и так далее, и тому подобное.

Даниил, кивая, записывал себе и записывал показания директрисы, а потом машинально спросил, не было ли у покойного на теле каких-то особых примет. Женщина, густо покраснев, призналась, что на животе, до паха, у него была татуировка.

– Нарисовать можете? – снова не подумав, спросил Даниил и тоже зарделся.

– Там два слова всего, по-английски. «Фоллоу ми»[1].

Раздался звук мотора приближающегося автомобиля и бодрая ругань.

– Опергруппа на подходе, – объявил участковый. – Передаю вас с Александром из рук в руки. Меня ждут велосипеды и пропавшие дрова, уж простите.

– А телефончик ваш можно? – вдруг спросила директриса.

– Конечно, – чуть удивившись ее просьбе, ответил Счастливый, подавая визитку. – Только зачем он вам? Работать-то с дознавателем будете.

– Ну мало ли. Вдруг вспомню что.

Участковый пожал плечами:

– Хорошо.

…Вечером, когда Даниил добрался, наконец, до стола и разинул рот на бутерброд, позвонила нетрезвая директриса и, рыдая, сообщила, что из лагеря бесследно исчезла чокнутая Даня:

– Боже мой, боже мой! Все летит в тартарары, дело всей моей жизни… Если бы вы знали, как мне плохо! Вы не могли бы приехать?

– Я вам искренне сочувствую, – солгал голодный участковый. – Только лучше бы вам набрать сто двенадцать…

– Да пошел ты знаешь куда?! – рявкнула она, матерно выругалась и бросила трубку. В прямом смысле, судя по звуку – прямо об стену.

…Когда несколько дней спустя Даниил поинтересовался у дознавателя Анны – плотной девицы гренадерского роста, с говорящей фамилией Халтуро, – как там дела с освежеванным Александром Мерецко, то получил недоуменный вопрос: «Кем-кем?»

– Пока вы