И то, как ты выкрикивала мое имя. Оно никогда не звучало так хорошо, пока я не услышал его из твоих уст.

Может, ты и просила меня уйти, но, пожалуйста, не думай, что я когда-нибудь отпущу тебя.

— Д»

Этого нельзя было отрицать. Уже нет.

— Мы поймаем его, Вай, — говорит папа, протягивая руку и похлопывая меня по колену. — А пока я думаю, что Грей должен находиться как можно ближе к тебе. Ему нужен доступ в твою комнату, если этот засранец снова появится.

При этой мысли у меня заурчало в животе. Грейсон не сделал ни шагу с тех пор, как вошел к нам с Джаггером. Возможно, увиденное травмировало его. Тем не менее, независимо от того, видел он Джаггера или нет, приставания Грейсона были непрофессиональными и совершенно неуместными. Мне следует настучать на него отцу, но я вижу, что это преследование его напрягает. А то, что его лучший друг заигрывает с его дочерью, только усугубит ситуацию. Я займусь им в следующий раз.

— Хорошо. Если ты считаешь, что так будет лучше, я не против — говорю я, мой голос робеет.

— Ты знаешь, что я присмотрю за ней, Кирт.

Мой отец и Грейсон делают какое-то замысловатое рукопожатие, которое было их фишкой в течение многих лет.

— Я знаю, что ты присмотришь за ней, дружище.

Басы, проникающие сквозь стены, напоминают мне, что моя жизнь должна быть стремительной. Я живу тем, что многие сочли бы мечтой, каждый день в новом городе и в компании знаменитостей. Я не хочу ничего материального и жажду всего, что могло бы питать мою душу. Меня окружают люди, но я еще никогда не чувствовала себя такой одинокой.

Я откидываюсь на спинку кожаного дивана в гримерке и бездумно листаю свой телефон. Сегодняшнее шоу проходит в Барселоне, а я не видела ничего, кроме внутреннего убранства своего гостиничного номера и стадиона. Я бы с удовольствием прогулялась по городу, но не могу избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Моя жизнь была разрушена, и я боюсь, что она никогда не вернется в нормальное русло.

Письма продолжают приходить, почти всегда приклеенные к двери моего номера.

Я не могу поверить, что так быстро привязалась к человеку, который так жестоко поступил со мной. Как бы странно это ни звучало, я думала, что между нами есть что-то особенное. Это доказывает, что моим инстинктам нельзя доверять, особенно когда речь заходит о Джаггере.

Толпа сходит с ума, и я понимаю, что скандирование начинается, и настало время для выхода моего отца. Обычно я выхожу на сцену и поддерживаю его, но не сегодня. У меня просто нет сил.

Дверь открывается, и я сажусь прямо, на долю секунды ужасаясь, потому что не знаю, кого ожидать. Я полностью осознаю, насколько это хреново, что я разочарована тем, что это не Джаггер.

Грейсон заходит внутрь и прислоняется к дверному косяку.

— Привет, Ви. Готова идти? Я подумал, может, тебе захочется уйти пораньше, чтобы не застрять в толпе.

Прошлым вечером в Лиссабоне нас задержали, и мы застряли в толпе, когда покидали стадион. У меня чуть не началась паническая атака, и мне пришлось принять валиум в машине, чего я терпеть не могу.

— Да, — говорю я, вскакивая и хватая свой рюкзак. — Пойдем.

Я пересекаю комнату, чтобы встретить его, и он кладет руку мне на поясницу, чтобы провести меня по коридору. Мне требуется все мое самообладание, чтобы не вздрогнуть. Я знаю, что он просто выполняет свою работу, но с той ночи в Риме я не могу смотреть на него так же как и прежде.

— Не хочешь пойти перекусить? — спрашивает он, наклоняясь, чтобы я могла его услышать, но не слишком близко, чтобы мне было некомфортно.

Я почти отказываюсь по привычке, но понимаю, что голодна. К тому же это может быть хорошим поводом чтобы вытянуть из него ответы.

— Да, это было бы неплохо. На самом деле я умираю от голода, мне кажется, что я не ела нормальной еды уже несколько дней, — признаюсь я.

Мы забираемся во внедорожник, и Грейсон называет водителю название какого-то ресторана, о котором я никогда не слышала. Поездка проходит в тишине и напряжении, причем большая часть этого напряжения исходит от меня.

Я не знаю, как начать этот разговор, и к тому же, мне некомфортно в таком тесном помещении. Грейсон, кажется, не слишком обеспокоен тем, что я молчу. Он смотрит в окно, изредка комментируя пейзаж.

Мы подъезжаем к старому зданию из серого кирпича с арочными дверными проемами. Грейсон спешит открыть мне дверь и ведет меня в ресторан. Хозяйка ведет нас через минималистичные столики, освещенные свечами, в угол обеденного зала. Грейсон выдвигает для меня стул и садится с другой стороны.

Только после того, как еда заказана и на стол принесли свежую буханку пшеничного хлеба, мы наконец встречаемся взглядами. Возникшая между нами неловкость становится все сильнее, когда он говорит

— Ты какая-то тихая. Не хочешь поговорить о том, что тебя беспокоит?

Я вожусь с подолом юбки и покусываю губу, пока не осознаю, что за последние несколько дней я изрядно погрызла ее, морщась от боли.

— Ты в порядке? — спрашивает он, поднимаясь со своего места.

Я поднимаю руку и киваю. — Да, да. Я в порядке. Пожалуйста, сядь.

Он садится, и я продолжаю. — Почему ты не рассказываешь моему отцу о том, что видел в моей комнате той ночью в Риме?

— Я не думаю, что твоему отцу нужны эти подробности. Это останется между нами, Ви.

— Только ты и я, больше никого?

Он улыбается, и его ореховые глаза загораются. — Я и ты. У нас было немало секретов от твоего отца. Помнишь тот случай, когда тебе было пятнадцать и ты отправилась с ним в тур на две недели? Я нашел тебя в отключке с бутылкой Джека, которую оставили в его гримерке. Твой отец так и не узнал, что я отвез тебя обратно в отель, потому что тебя тошнило от выпитого. Он и по сей день считает, что это от шума у тебя разболелась голова.

Я не могу не улыбнуться при этом воспоминании. — Боже, меня вырвало на тебя. Как ты это объяснил?

Он морщит нос. — Я сказал ему, что у тебя мигрень.

— У меня даже мигрени не бывает!

Он пожимает плечами. — Твой отец, скорее всего, сам был пьян в тот момент. Дни, проведенные в