— Вай…

Я скрещиваю руки, твёрдо стоя на своём

Джаггер кивает и садится. Он подхватывает с пола свои брюки и молча одевается. Я не могу поверить, что это происходит. Он собирается уйти, не сказав мне ни слова. Почему он так поступает?

— Так это все? — спрашиваю я, смахивая слезу со щеки.

Он проводит ладонью по лицу, и его грудь вздымается от вздоха. — Я не могу тебе сказать. Не тогда, когда твоя жизнь в опасности. Если я скажу, то не смогу защитить тебя, Вай. Прости.

Я спрыгиваю с кровати и иду к нему через всю комнату.

— Ты собираешься оставить меня в соседней комнате с Грейсоном. После всего, что сегодня произошло? Просто замечательно, Джаггер. Ты мог бы просто ответить на мой гребаный вопрос, и мы бы сейчас лежали в постели и засыпали. — он открывает рот, чтобы ответить, но я качаю головой.

— Я поняла. Возможно, тебе нужно отправить еще несколько писем. Убедись, что мой отец и его служба безопасности напуганы до смерти. Пусть Грейсон знает, что ты так близок к тому, чтобы получить желаемое, — выплевываю я, не в силах сдержать яд в голосе.

Он открывает рот. Я практически вижу, как ответ вертится на кончике его языка, но он запинается. Засунув руки в карманы, он отрывисто кивает и говорит — Мне очень жаль, Вай. Доверься мне…

— Я не верю. — я хватаю его толстовку со спинки стула и швыряю в него.

— Можешь уходить и не возвращаться.

Я наблюдаю за ним, надеясь на какую-нибудь подсказку, на то, что он растворится в воздухе или пройдет сквозь стену. Но он просто открывает мою дверь, как любой нормальный человек, и уходит.

Глава 11

Вай

От кучи писем, разложенных передо мной, к горлу подступает желчь. С тех пор как Джаггер ушел, письма стали приходить чаще и агрессивнее. Мой отец медленно складывает самое новое письмо и просит стюардессу принести ему стакан скотча.

Отец прочищает горло и спрашивает

— Это правда или он просто морочит тебе голову?

Я не хотела рассказывать отцу об этом письме, но Грейсон настоял на своем. Он сказал, что это самое серьезное нарушение моей границ, но я не могла молчать об этом, какими бы навязчивыми ни были слова.

Я постукиваю пальцами по подлокотнику своего кожаного кресла и смотрю в иллюминатор частного самолета.

— В этих словах есть доля правды, — пробормотала я, смущенная тем, что кто-то, с кем я была так близка, мог зайти так далеко.

— Он был просто случайным парнем, которого ты встретила на вечеринке?

Я могу сказать, что ему неловко говорить об этом, судя по тому, как он постоянно заправляет свои длинные волосы за ухо. Надо отдать ему должное, если бы роли поменялись местами, я бы просто бросила его на милость преследователя, а не искала ответы на эти вопросы.

— Да, — бормочу я, не желая встречаться с ним взглядом, потому что уже знаю его следующий вопрос и понимаю, что мне придется признать, что я ему солгала.

И, конечно, поскольку я знаю своего отца как свои пять пальцев, он меня не подводит.

— Когда вы с ним познакомились?

Я сглатываю и зажимаю губы между зубами.

— На вечеринке-маскараде в Шотландии…

— О, Вай, пожалуйста, скажи мне, что ты хорошо разглядела его лицо и не связалась с каким-то придурком в маске.

Я опускаюсь в кресло, желая, чтобы образовалась черная дыра и поглотила меня целиком. Уже больше года я держу себя в руках. Я избегала всего, что могло бы доставить мне неприятности. А потом появился этот парень в маске Призрака, и я потеряла всякий здравый смысл.

Я смотрю на Грейсона, ожидая, что он скажет. Меньше всего мне хочется говорить с ним о том, что он видел в моей комнате неделю назад. Как и все, что напоминает мне о Джаггере, я избегала этого. Но это его работа. Если он видел его со мной, он должен рассказать отцу все подробности.

Но он молчит, и я все еще задаюсь вопросом, как это возможно, что он не видел его в постели со мной.

А может, видел, и он просто самый смелый и самый глупый человек на планете. И почему бы ему не рассказать отцу как он выглядел? Просто чтобы защитить мою личную жизнь?

И что самое худшее в этой теории? Я прогнала Джаггера ни за что.

Но разве я прогнала его ни за что? Потому что сегодняшнее письмо…

— Вай?

Я бросаю взгляд на отца, и, думаю, он видит все, что ему нужно знать, по выражению моего лица, потому что откидывается на подголовник и делает глубокий вдох.

— Пап, я…

Он просто поднимает руку и говорит — Вай, больше ничего не говори. Я не хочу лезть в твою личную жизнь еще больше, чем уже влез.

Я немного расслабляюсь, но когда он обращается к Грейсону, не подозревая, какой ящик Пандоры он открывает, мои мышцы снова напрягаются.

— Ты видел того парня? О котором она говорит?

— Нет, сэр. Она была очень скрытной в своих… делах.

— Ну, это единственное, что ты делаешь правильно, пчелка. Никогда не позволяй миру узнать, что происходит в твоей спальне. И я знаю, что ты хорошо справляешься, даже если Грей был не в курсе.

Мои уши раскаляются, и мне хочется просто открыть одно из этих специальных герметичных окон и выпрыгнуть из него. Если бы только мой отец знал, что Грейсон видел на прошлой неделе.

Господи, это так унизительно. Я смотрю на Грейсона, и мне хочется встряхнуть его и спросить, почему он лжет. Но в то же время я рада, что он лжет, потому что, как бы я ни была зла на Джаггера, я не хочу, чтобы у него были неприятности. Я не хочу, чтобы Грейсон и остальные охранники нашли его, и я определенно не хочу, чтобы мой отец узнал о нем.

И я совершенно не собираюсь описывать его людям, которые его разыскивают.

После сегодняшнего я должна была отпустить его, послать к черту и позволить полиции делать с ним все, что они захотят.

Потому что сегодняшнее письмо доказало это.

Джаггер — мой преследователь. Он был преследователем все это время, а я повелась на его красивые слова и обещания защиты.

«Я вспоминаю, как ты брала мой член в первую ночь нашего знакомства.

Твои грязные хныканья в ту последнюю ночь, когда мы были