— Пока всё, — выдохнул я и обвёл взглядом всю притихшую компанию, которая несколько секунд обдумывала, как относиться к подобному песенному творчеству, и лишь затем все присутствующие в комнате девушки ответили мне звонкими аплодисментами. В частности Нонна своих маленьких миниатюрных ладошек точно не жалела.

— Вот что я называю — творческий подход к делу, — хохотнул Леонид Быков. — Дал задание стажёру написать хит для кинокомедии, всё — получите и распишитесь. Всегда бы так.

— Да, — криво усмехнулся главный оператор, — нам до твоего стажёра далеко. Наливай мужики ещё по одной, а то у меня нервы сейчас лопнут.

— Не обижайся, Василич, — вступился за меня Быков, — песня и в правду хорошая. Как только прозвучит в кинокартине, так назавтра вся страна запоёт.

— Ерунда, ля-ля тополя, — проворчал оператор. — И вообще, вот что я хочу сказать, Лёня. Сегодня был первый и последний раз, когда на площадке командовал хрен знает кто! Либо ищи другого оператора-постановщика.

— А я в командиры и не рвусь! — не выдержал я этого нытья по поводу уязвлённого самолюбия. — На повестке дня стоит чёткая и определённая задача ­- сделать достойные кинопробы и сдать их худсовету. Если бы мы сегодня работали, как это принято, как по учебнику, то до сих пор бы ещё колупались в павильоне. Хотя нет, вру, у нас бы лимит плёнки закончился, и остались бы мы с носом!

— Всё! Брейк! — вмешался директор фильма Иосиф Шурухт. — Давайте выпьем за дружбу.

— За дружбу выпью, а с ним нет, — рыкнул Василич и опрокинул в себя двадцать грамм прозрачной горькой сорокаградусной жидкости, и его примеру последовали и два ассистента главного оператора.

— А давайте я спою, — неожиданно предположила Нонна Новосядлова. — Я ещё в гостинице успела выучить эту вашу песню «День на двоих».

— Кстати, совсем забыл, — замялся я. — У Нонны прекрасный меццо-сопрано. Мне подыграть?

— Нет-нет, — улыбнулась девушка, — я это делаю сама. К тому же аккорды простые.

— Любопытно, — почесал свой драгоценный затылок главный режиссёр. — Я думал, что мне одному в картине петь придётся.

«А я думаю, что вам, Леонид Фёдорович, вообще в картине петь не придётся, — подумал я, передавай инструмент московской красавце. — Для „Дня на двоих“ нужен женский вокал, а для любви, которая настала лучше всего подойдёт мистер „трололо“ Эдуард Хиль. Ибо для пользы общего дела каждый должен заниматься своим делом. А на кухне, вечеринке, сабантуе или на творческой встрече со зрителями можно попеть и самому».

В самый жаркий день,

В самый сильный дождь,

В самый белый снег

Рядом идешь! — таким чистеньким и серебряным звонким голоском запела Нонна, что мигом притихли все и даже ворчун Василич застыл с бутербродом во рту.

Ты со мной дели

Каждый день земли,

Потому что я

Песенка твоя…

— Пойдём, покурим, — прошептал мне на ухо директор картины Шурухт, когда после своего более чем профессионального музыкального номера Нонна стала принимать множественные восторженные комплименты.

— Предпочитаю подышать свежим воздухом, — пробурчал я, приподнявшись со стула.

В коридоре пятого этажа главного корпуса кроме нас размещалось ещё несколько съёмочных групп и там тоже шло своё веселье с музыкой, песнями, анекдотами и стихами. В общем, вечер пятницы на «Ленфильме» мало чем отличался от пятницы где-то на заводе. Если только здесь люди пели, читали и музицировали гораздо чаще, чем выпивали.

— Ты мне вот что скажи, — зашептал как шпион-заговорщик Иосиф Фёдорович, — ты откуда эти песни взял? Неужели сам сочинил? Ты, конечно, и раньше тренькал на гитарке, но не так.

— Ну, допустим, я их где-то раньше слышал, что тогда? — хмыкнул я.

— Ты не юли, ты мне сейчас честно признайся, без твоих вечных выкрутасов, — разозлился Шурухт, подозрительно стреляя глазами по сторонам. — Это же дело надо будет указать в титрах. Потом песни требуется записать с нашим ленинградским оркестром. Ты скажи, проблем у нас не будет? Вдруг появится после премьеры какой-нибудь дядя и заявит, что мы украли его песенный материал? Это же скандал. Удар по финансам и по репутации.

«Вот я — чудила, — промелькнуло в моей голове. — А ведь дядя Йося прав. Но если я сейчас скажу, что песни из будущего — это мои собственные произведения, то как потом сочинять новые? Снова красть? Или как некоторые песенники после двух или трёх удачных произведений уйти на творческий покой? Ладно, сделаю это кино, а там что-нибудь придумаю».

— Что ты молчишь? — дёрнул меня за рукав Иосиф Фёдорович.

— Значит так — это песни мои с точностью до 146 процентов, — буркнул я.

— Да хоть до 87, — обрадовался директор картины. — Это же совсем другой разговор, это же золотая жила. Ты это понимаешь?

— Понимаю, а дальше что? Снимать штаны и бегать? — снова пробурчал я.

— Клоун, — зло прошипел Шурухт. — Смотри сюда и считай. Сочинишь ещё одну песенку, мы срочно запишем миньон, то есть мини-альбом, и будем получать процент с каждой проданной пластинки. Тебе нормальная квартира нужна, которая без общего душа и туалета?

— То есть я буду тренькать на гитаре, а вы, дядя Йося, петь? — захихикал я.

— Клоун! — рявкнул директор, но тут же взяв себя в руки, улыбнулся и елейным голосом зашептал, — твои песни без моих связей — ничто. Чтобы с нашей фирмы «Мелодия» стрясти хотя бы рубль нужно много с кем договориться. Нужно кое-кому кое-что занести в конверте. Нужно найти музыкантов, исполнителей. Голосок-то у тебя не ахти. Давай так, 50 процентов тебе, 50 мне. И к новому году купишь себе отдельную кооперативную квартиру в новостройке, а я чуть что помогу, улажу кое-какие формальности. По рукам? — Шурухт протянул мне свою потную ладонь.

«Поговаривают, что