— Искусство, Леонид Фёдорович, порой требует и не таких жертв. Наташа, то есть Нона, а ты, то есть вы, отойдите подальше. И собрались! Не раскисать! Пишем последний дубль. Запомните, перед каждой фразой будете делать пятисекундную паузу.

— Не понял, а это зачем? — несмело возмутился главный режиссёр.

— Чтобы Василич успел поймать вас в кадр. Весь финал сработаем на крупных планах. А на монтаже паузы вырежем к чёртовой матери. — Я подмигнул Ноне и вернулся в режиссёрское раскладное кресло, на спинке которого была надпись: «режиссёр — Леонид Быков».

— Что дальше, узурпатор? — пророкотал оператор Василич.

— Снимешь крупно, как открывается бутылка, затем резко, не выключая камеры, ловишь в объектив лицо Зайчика, потом лицо Наташи, далее снова Зайчик и последнее слово за Наташей. Всё ясно, Сергей Васильевич?

— Не учи отца, сволочь, — очень тихо прорычал главный оператор.

— Тишина на площадке, камера, мотор, начали! — я схватил одной рукой стакан воды и приготовился к самому финалу эпизода.

— Эпизод в квартире Наташи, дубль пять! — звонко отрапортовала ассистентка Любочка и хлопнула в хлопушку.

Леонид Быков немного подрагивающими руками стал откупоривать пробку от шампанского. Медленно потекли секунды, пробка отчего-то долго не поддавалась, и вдруг с громким хлопком шипучий напиток вырвался наружу. Я же, не теряя ни секунды, со стаканом в руках подполз на коленках к журнальному столику, покосился на главного оператора, который перевёл камеру на Зайчика, и плеснул воду прямо в лицо главному герою.

— Простите, это очень смешно, ха-ха-ха! — залилась от смеха Наташа после небольшой паузы, за время которой камера переехала на неё.

— Извините, я лучше пойду, — пробормотал Зайчик, вытирая рукой мокрое лицо на крупном плане.

— Заодно зайдите к врачу. Вам, Зайчик, нервы лечить надо, — произнесла последние слова эпизода Нонна-Наташа.

После чего вся съёмочная бригада сначала посмотрела на меня, затем бросила вопросительный взгляд на главного режиссёра Леонида Быкова, который устало улыбнулся и скомандовал:

— Стоп, снято! Всем спасибо за работу!

И тут же раздались громкие аплодисменты, которые эхом прокатились по павильону №1. А я, подумав, что на такой работе долго не живут, устало развалился в чужом режиссёрском кресле. И вдруг актриса Нонна Новосядлова бросила на меня такой взгляд, который её героиня Наташа должна была подарить Зайчику, когда тот совершит настоящий мужской поступок.

Глава 8

Вечером, после трудового съёмочного дня почти вся творческая бригада фильма снова собралась за одним столом, точнее в одной комнате, где был один маленький столик, заставленный стеклотарой, множество стульев, два кресла и один диван. Наш главнокомандующий режиссёр Леонид Быков находился в самом лучшем расположении духа, поэтому на заказ исполнял песни советских композиторов и произносил торжественные тосты.

— Феллини, а ты почему отрываешься от коллектива? — в очередной раз, взяв бокал с вином, спросил меня товарищ главный режиссёр.

— Имею стойкую вино-водочную непереносимость, — немного виновато пробурчал я, бросив короткий взгляд на красавицу Нонну Новосядлову, которую уже через пару часов нужно было провожать на вокзал. — До вина и водки помню каждую мелочь, а то что после затем на следующее утро приходится долго и мучительно вспоминать.

— Тут помню, тут не помню, — проворчал главный оператор Василич, — непереносимость есть, совести нет.

Кстати, он и два его ассистента уже были хороши, в том смысле, что дошли до нужной кондиции, чтобы сделать небольшую передышку и проветриться до системы сортир. В каком-то роде я Сергея Васильевича понимал — обидно, что под старость лет тобой командует какой-то стажёр-выскочка. Но с другой стороны, когда плёнки в обрез, когда через два дня худсовет должен же был кто-то взять на себя ответственность и всё разрулить?

— Ладно, принимается, — кивнул режиссёр Быков. — К тому же тебе нашу московскую гостью провожать, смотри не потеряй! Вот что я хочу сказать, дорогие мои товарищи. Искусство — это не жизнь, это то, что могло бы быть жизнью. И нам главное за монтажом, ракурсом и панорамой не расплескать душу. Вот давайте за это и выпьем.

— Хорошие слова, Лёнечка! — дружно загомонили наши девушки: ассистентка Люба, гримёрша Марина и художница Белла Семёновна.

Затем вся дружная компания начала чокаться, за исключением меня и Нонны, которая также перед дальней дорогой спиртное предусмотрительно не пила. И тут Леонид Быков буквально потребовал, чтобы я исполнил недописанную песню «Любовь настала».

— Знаю, что дуракам полработы не показывают, — усмехнулся он. — Но здесь все свои.

— Спой, пожалуйста, — попросила меня и красавица Нонна.

— Кто сказал, что надо бросить песни на войне? После боя сердце просит музыки вдвойне, — хохотнул я. — Хорошо, по многочисленным заявкам трудящихся деятелей кино исполнятся впервые. Но предупреждаю, что у меня готов всего один куплет и припев.

— Хватит ломаться, стажёр! — Быков протянул мне гитару.

Я пару раз провёл по струнам, затем вытащил из внутреннего кармана пиджака записную книжку, куда в последние дни заносил разные смешные фразочки для будущих диалогов, которые сами собой приходили в голову то в кафе, то в съёмочном павильоне. Вот и слова из песни Роберта Рождественского вспоминались, можно сказать, по крупицам независимо от места и времени суток. Сразу не запишешь — считай, потерял. Потом я посмотрел на Нонну и, наконец, заиграл красивую мелодию, которая по идее должна была прозвучать лишь в 1979 году:

Как много лет во мне любовь спала.

Мне это слово ни о чем не говорило.

Любовь таилась в глубине, она ждала —

И вот проснулась и глаза свои открыла!

И вся планета распахнулась для меня!

И эта радость, будто солнце, не остынет!

Не сможешь ты уйти от этого огня!

Не спрячешься, не скроешься — любовь тебя настигнет…