Шрифт:
Закладка:
Александр Хинштейн мне рассказывал:
— Я помню восторги одного депутата, приехавшего откуда-то из далекой провинции, который рассказывал о первой неделе своего пребывания в стенах Государственной думы: «Представляешь, я захожу в туалет, а там стоит Черномырдин у писсуара, и я встаю рядом с ним! Вот это жизнь! Вот это уровень, до которого я дошел — помочиться с Виктором Степановичем!»
Конечно, в случае отношения нашей элиты к Владиславу Суркову все несколько сложнее, но принцип тот же. И ведь многим из них невдомек, что большинство из них — сами сурковы в своих сферах деятельности. Выдающиеся журналисты, уникальные редакторы, великие музыканты и певцы. Они в нормальных иерархических мерилах — ровня Владиславу Юрьевичу. Да что там ровня! В моих глазах и повыше будут, ибо политик уровня Суркова — как ни крути, временщик. А они творят для вечности.
Сдается мне, что сам Сурков это понимает. Уж больно навязчив со своим творчеством, о котором, имей он такт, не должны были знать до его ухода из Кремля. Но прячет это свое понимание под маской непроницаемости.
«Фирменное сурковское высокомерие, которое он так успешно транслирует своим юным адептам, — признак неискоренимой закомплексованности, наследие так и не оконченного института культуры», — уверен известный журналист Дмитрий Быков.
Кстати. Буквально через месяц после разгрома Сурковым вмененного им когда-то Прохорову «Правого дела», о котором речь впереди, Ксения Собчак написала в «Твиттере»: «Обедала с Михаилом Прохоровым в ресторане «Бурчо». Лучшая фраза вечера — обижаться на Суркова так же нелепо, как обижаться за приговор на палача».
И впрямь, странная фраза, если, конечно, она не вырвана из контекста. Палач, конечно, не судья, но головы-то рубит по доброй воле. А посему — соучастник процесса. Да и словцо это уж очень нарицательное. «Заказчик покушения», звучит куда благозвучней, чем «убийца».
Разве нет?
К слову, Ксения Анатольевна Собчак — человек очень тонкий и умный, и, если кто не знает, автор замечательной книги «Энциклопедия лохов». На выше описанном дне рождения «Русского пионера» она рассказала мне, по каким принципам следует классифицировать лохов:
— Система этой классификации очень сложная. В ней сошлось сразу очень много явлений. Нельзя сказать, что лох — это непременно человек из какой-то определенной социальной группы, какого-то определенного уровня образования или какого-то определенного материального статуса. То же с одеждой…
Дальше госпожа Собчак приводит терминологию. Есть «лох серебристый» — это человек, выставляющий богатство напоказ. Есть «лох-землеройка» — тот, кто с упорством отстаивает идиотские принципы. «Лох-силовик», «лох упоительный»… И много-много других. В каждую из категорий входит масса известных людей.
Про многих из них и про тех, кто лохом не является, мы тогда поговорили. А вот про Владислава Юрьевича Суркова, который был в зале, я почему-то Собчак не спросил.
Впрочем, еще не вечер.
Господин Страх
Подробно разобравшись в том, как нашему герою всякий раз удается выйти сухим из мутной воды российской политики, мы тем не менее упустили еще один аспект этого феномена. Политическая непорочность (относительная, конечно) дается Владиславу Юрьевичу в то числе и за счет страха, который нагнетает одно только упоминание его имени.
Причем как я выяснил, в основном боятся Суркова впрок. На всякий случай. Как бы чего не вышло. Так в 1970-е боялись не способную уже никому причинить вреда советскую власть. По наущению старших товарищей. По литературным воспоминаниям о ГУЛАГе. По рабской привычке.
И еще. Боятся Суркова пуще Путина с Медведевым.
«Мне случалось видеть людей, которые по-настоящему боятся Владислава Юрьевича, — пишет журналист Дмитрий Быков. — В кремлевской администрации настоящий страх вызывает он один — куда там питерским силовикам».
Действительно, много раз, общаясь с политиками самых разных убеждений и должностей, я замечал, что если о Путине они могут говорить иной раз с разоблачительной пеной у рта, то когда я спрашивал их о Суркове, эти либеральные смельчаки как-то потухали, тон их становился глух, а демократическая речевая активность опускалась до нуля. (Как тут не вспомнишь Прохорова: «Сейчас я скажу то, о чем все давно знают, но вслух не говорят».)
Так однажды я заговорил о политическом кураторстве с лидером движения Союз правых сил Леонидом Гозманом — человеком, обязанным Владиславу Суркову политической жизнью. Леонид Яковлевич до этого в нашей беседе едва не сровнял Путина с землей. Но как только речь зашла о Суркове, попытался уйти от темы, мол, не желает ее комментировать.
Пришлось проявить гибкость:
— Хорошо! Давайте поставим вопрос иначе, Леонид Яковлевич. Кто такой Владислав Юрьевич, что вы с ним регулярно встречаетесь? — схитрил я.
— Потому что он очень влиятельный человек, который принимает решения. Он официальное лицо в пашей стране. А я хочу, чтобы в нашей стране было лучше.
Воистину, противоречив человек, даже если этот человек — умный Леонид Яковлевич Гозман. Уж сколько копий сломал он со товарищи, доказывая, что Сурков только исполнитель. Но стоит только перестать насиловать себя этим надуманным постулатом, с языка соскакивает чистой воды правда. Владислав Сурков «принимает решения»!
А кого стоит бояться больше всего? Правильно! Того, кто принимает решения. По крайней мере, по твою душу. Путин ведь вряд ли станет заниматься конкретно Гозманом. Оттого и не так страшен, как Сурков.
Не менее интересно в нашей полемике было и другое:
— А почему вы тогда только к Владиславу Юрьевичу идете, а не к другим? — спросил с Гозмана.
— Я и к другим, как вы выражаетесь, хожу… — обиделся Леонид Яковлевич.
— Ну, он вас вызывает, — уточнил я.
— …Он не вызывает, а приглашает, — в свою очередь уточнил Гозман. — Это разные вещи. Я у него не работаю. Но если первый замглавы администрации Президента приглашает, я считаю абсолютно неправильным отказываться. Я встречался и встречаюсь со многими людьми. С министрами… — как ему показалось, нашелся Леонид Яковлевич, хотя о том, что рядом с Сурковым не всякий вице-премьер; вправе расправить плечи, наслышан не хуже меня.
Пришлось сказать в лоб о природе политического страха, который исходит от одного только имени Владислава Суркова:
— Просто, мне кажется, после общения с Сурковым, как правило, следуют какие-то оргвыводы…
Как и следовало ожидать, в этом месте нашего диалога знаковый оппозиционер Гозман попытался свести разговор к политической абстракции. Заговорил почему-то о выборах: мол, отсутствие голосов на выборах его партии нарисовали.
Хорошо, выборы так выборы. Подловил его на этом:
— Вы могли бы