Шрифт:
Закладка:
– Это ты о чем? – удивляюсь я.
– Так ты не в курсе? Я думала, папа тебе говорил… В рубке установлена видеокамера, прямо над компасом, и она подсоединена к телевизору в каюте. Помнишь, как телик вечно не работал? Это потому, что папа не хотел, чтобы мы знали, как его включать. Он прятал пульт в запертом рундучке над кроватью – том самом рундучке, в котором я сейчас держу свое обручальное кольцо, понимаешь? Помнишь, как мы думали, будто папа доверяет нам самостоятельно стоять вахты? Так вот: он мог следить за нами, не вылезая из кровати.
– Так что ты наблюдала за мной?
Саммер смеется.
– Ну конечно же, нет! Я даже не уверена, что эта штука до сих пор работает. И я сплю в кормовой каюте, забыла?
Испытываю заметное облегчение. То время, что я провожу на руле, – особенно ночью, когда позволяю своим мыслям разбредаться в разные стороны, – это мое самое личное время. И куда больше этого времени, чем сама хотела бы признать, я провожу в мыслях об Адаме. Наверное, мои фантазии можно прочесть у меня на лице или в движениях тела. А если кто-то и способен «читать» меня, так это моя сестра-близняшка.
Но при этом не оставляет и ощущение предательства. Не со стороны Саммер – она явно говорит правду. Со стороны отца. В ту ночь моей первой самостоятельной вахты в одиночку я наслаждалась ответственностью и уединением. А он шпионил за мной.
Мне по-прежнему неуютно при мысли, что Саммер будет стоять на вахте допоздна, но я окончательно вымотана, и под конец сон берет верх над здравым смыслом. Завожу мотор, убираю хлопающие паруса, проверяю курс «Вирсавии» и заваливаюсь спать. Помоги мне бог – я оставляю свою тупую беременную сестру в полном одиночестве.
– Разбуди меня в полночь, – приказываю я, как это делала до недавних пор, и она отвечает:
– Конечно!
* * *
Просыпаюсь в носовой каюте – как обычно, лицом вниз на широченной хозяйской кровати. Яркое солнце целует меня в затылок. Разгар дня. Мотор «Вирсавии» наполняет помещение легким гулом и вибрацией. Поднимаю взгляд. Угол падения полос солнечного света из бортовых иллюминаторов подсказывает мне, что мы по-прежнему нацелены на зюйд.
Но что-то изменилось. Соскальзываю к краю кровати. Кое-как встаю на ноги на наклонившемся полу. «Вирсавия» больше не барахтается в штилевой полосе. Она кренится на правый борт.
Присматриваюсь через иллюминаторы. Взбаламученные воды экваториальной зоны уступили место аккуратным рядам валов, катящих с юго-востока.
Мы поймали пассат! Тело наполняется новой энергией, которой словно пропитан сам воздух вокруг. Подобно сотням поколений моряков до меня, я дрожу от восторга при мысли, что вырвалась наконец из гибельных объятий мертвого штиля. Сквозь прозрачный потолочный люк вижу, что Саммер уже поставила грот, но поставила паршиво. Парус хлопает, и лишь мотор несет нас вперед.
Она должна была меня разбудить! Я бы все сделала как надо – отвернула бы к весту, вырубила мотор… А теперь мы лишь зря тратим и время, и топливо.
Даже не помню, как утром спускалась вниз вздремнуть после ночной вахты. Последнее, что осталось в памяти, это что я отправилась спать на закате после пасты путтанеска, даже не озаботившись убрать тарелки, мало что соображая и жутко сонная. Но прежде чем повалиться на кровать, вдруг осознала, что во время вахты Саммер мы пересечем экватор, и двинулась обратно к трапу – напомнить ей, что это событие по традиции полагается отпраздновать: обычно после пересечения этой линии на карте моряки обливают друг друга из ведер соленой забортной водой, а некоторые и прыгают прямо в океан.
– Я вообще-то беременная, в жопу такие развлекухи! – откликнулась из кокпита Саммер.
Я не стала с ней спорить. Она, должно быть, сильно устала, раз уж употребляет подобные выражения.
– Тогда не трудись будить меня на экваторе, – сказала я. Мне бы полагалось быть в полном восторге от возвращения в Южное полушарие, домой, но на тот момент мне была куда милее постель. – Ладно, попробую поспать до полуночи. Если только я тебе не понадоблюсь, конечно.
– Споки-споки, Няшечка! – отозвалась Саммер.
Но я что-то не помню, чтобы она будила меня в полночь… Вот она я, а за бортом белый день. Неужели моя уставшая беременная сестра всю ночь рулила лодкой?
По телу пробегает холодок. Мотор продолжает гудеть, а «Вирсавия», которая всегда казалась мне живым существом, – теперь лишь некая холодная, жесткая, бездушная штуковина, безжизненная груда металла и древесины, тупо пробивающаяся к югу по бесконечному океану. Спотыкаясь, пробегаю через салон, поднимаюсь в рубку.
Кокпит пуст.
Хмуро шарю взглядом по носовой палубе, готовая устроить сестричке хорошую выволочку за то, что вышла туда одна – прямо после всех наших душещипательных бесед на тему безопасности. Но сердитое выражение пропадает у меня с лица, едва успев появиться, поскольку там ее нет.
Ее нигде нет.
Острые осколки льда впиваются мне в затылок. Как будто что-то… что-то чудовищное вцепилось в него и разворачивает мне голову назад. «Сама знаешь, куда надо смотреть!»
И я смотрю. Всматриваюсь в океан за кормой до самого горизонта, шарю взглядом между двумя расходящимися и тающими вдали гребнями кильватерного следа «Вирсавии». Вода серо-свинцового цвета, и везде лишь эта нетронутая ядовитая серость.
– Саммер! – кричу я. А потом все громче и громче: – Саммер! САММЕР!
Гальюн. Ну конечно! Волна облегчения. Практически спрыгиваю в салон. Барабаню в дверь санузла, но она распахивается при первом же прикосновении. Из-за двойного зеркала на меня таращится мое призрачное лицо. Мое, а не Саммер.
Нет сестры и в ее койке в кормовой каюте. Нет ее и в манежике Тарквина напротив. Нигде внизу под палубой нет и следа Саммер.
Бегом взлетаю обратно на палубу. Не обращая внимания на болтающийся вправо-влево гик, на отсутствие спасательного жилета или страховочной сбруи, подныриваю под гик, чтобы еще раз оглядеться по сторонам. Напряженно всматриваюсь в каждый дюйм океана. Ничего.
О чем я вообще думаю? Если Саммер где-то там, то прямо сейчас мы уходим от нее все дальше и дальше! Бросаюсь в рубку, вдавливаю красную кнопку. «Смена курса на десять градусов». Авторулевой с гудением заносит румпель вбок. «Вирсавия» отворачивает, зарывшись носом в набежавшую волну и вздрогнув всем своим шестидесятифутовым телом. Нажимаю еще раз, потом еще и еще, как можно быстрее, но не забываю считать. Восемнадцать нажатий, и вскоре «Вирсавия» уже на обратном курсе. Строго норд.
Бросаюсь к мачте. По обеим сторонам к ней приделаны шарнирные шпеньки-ступеньки, которые надо откидывать вбок по мере подъема. Я как-то видела, как отец это делал. Лодка стояла у бона в марине, а Аннабет старательно выбирала один из фалов, задействованный в качестве страховочного конца, но от этой картины у меня все равно противно замирало в животе.