две, ничего не происходит, а потом всю навалившуюся тяжесть просто сметает с меня. Распахиваю глаза и вижу небо, слегка подернутое теплыми закатными красками. Сердце бешено колотится, дышать практически невозможно.

Но я заставляю себя подняться.

В нескольких шагах от меня, прямо под стеной сеновала, Ник прижимает к земле то самое существо, получеловека-полудракона. Оно вырывается, рычит, бьет Ника хвостом, но не может освободиться. Как только существо чуть успокаивается, Николас хватает его за морду и вглядывается в глаза.

Он что-то говорит, но я не могу разобрать слов, даже несмотря на то, что говорят совсем рядом. Только с каждым словом существо все больше успокаивается и уменьшается в размерах. Сходит чешуя, меняется лицо, втягиваются когти, пока, наконец, перед Ником не оказывается мальчишка.

В ушах звенит от волнения, я готова буквально в обморок свалиться. На ватных ногах подхожу к ним, боясь задать вопрос, получилось ли… спасти мальчика. Ник берет его на руки и аккуратно, как великую ценность, прижимает к себе.

Его взгляд внимательно скользит по мне, задерживаясь на порванных рукавах, поцарапанных локтях и содранных ладонях. Кажется, что в какой-то момент в глазах Ника мелькает сожаление, но потом он возвращает себе собранный, серьезный вид.

— Не бойся, он спит, — отвечает дракон на мой вопрос, застывший комом в горле. — Ему больше ничего не угрожает. Я отнесу его в дом и найду кого-то, кто сможет присмотреть за ним и его матерью, пока все не придет в норму. А потом мы отправимся обратно.

Я киваю и обхватываю себя руками. Как будто камень с души свалился: мальчик справился, теперь его обороты от раза к разу будут происходить легче, пока это не станет обыденностью.

Провожаю Ника взглядом, а сама присаживаюсь на бревно в тени. Этому мальчику лет восемь. Если у него все происходит так тяжело, то что будет с Рианом… Лекарь Гардариана предупредил, что оборот может произойти года в три.

Обхватываю голову руками и упираюсь локтями в колени. Боги! Пусть его оборот произойдет вовремя и безболезненно! Прошу вас.

Не знаю, сколько времени я вот так сижу, глядя на пожухлую траву двора, но из задумчивости меня выводит голос Ника:

— Идем, Тина, — он заставляет меня встрепенуться. — Нам нужно ехать.

Ник старается не показывать своей слабости, но я вижу, что на лошадь ему забраться сложнее обычного. Возможно, мне просто кажется, но сквозь шелк сорочки начинает просматриваться красное пятно крови на бинтах.

Стараюсь помочь Нику поднять меня в седло, но все равно замечаю, как он сжимает челюсти, когда подтягивает меня, а по виску скатывается крупная капля. Но перед своими подданными, которые ему верят и могут надеяться только на него, Ник держит лицо.

Освещаемые лучами заходящего солнца мы выезжаем из деревни по той же дороге, но неожиданно начинаем забирать все дальше от края берега и чуть глубже в лес.

Запах соленого моря постепенно вытесняется сухим хвойным ароматом соснового леса, резко становится намного темнее, и Ник подвешивает перед нами небольшой светящийся шар. То там, то тут слышатся ночные шорохи, заставляющие меня покрываться мурашками, и уханье филина.

Я понимаю, что, судя по расположению сторон света и направлению тропки, мы едем к границе владений моего мужа. Разве мы не собирались обратно в замок?

Глава 25. Таверна

Я дергаюсь от внезапно пронзившей меня мысли. Рука на моей талии напрягается и чуть сильнее притягивает к горячему телу, а тонкую кожу за ухом обжигает дыхание и тихий шепот. Я застываю, боясь вообще пошевелиться, но волна трепета все равно пробегает по мне и концентрируется в солнечном сплетении.

— Мы не доедем засветло до замка, и это уже ясно, — склонившись ко мне, успокаивает мое внезапно нахлынувшее волнение Ник. — Но тут всего в часе езды небольшая межграничная таверна, где мы сможем переночевать и нормально поесть. Не самое лучшее место для незамужней девушки, но если ты будешь вести себя хорошо, тебе ничего не угрожает.

Хотела было возразить, что я вполне себе замужняя, но… Какое там. Я сейчас вообще без рода и племени. Впервые за то время, что мы ездим с ним верхом, Ник заговорил со мной, и я поняла, как тягостно ехать было в полном молчании. Как будто оно, как стена, стояло между нами и сейчас в мгновение рухнуло.

— А что, если меня там кто-то узнает?

— Это место для межграничного сброда, — хмыкает Ник. — Там столько разношерстного, зачастую разыскиваемого народа, что лучший способ затеряться — оказаться именно там.

Какое-то время мы снова молча мерно покачиваемся в седле, пока не оказываемся на большой поляне, где стоит таверна, а рядом ютятся несколько землянок. Из всего освещения — только свет из окон таверны.

Ник спешивается и спускает меня. Теперь я отчетливо вижу, даже в темноте, пятно на его рубашке. Он хмурится, ругается себе под нос и накидывает себе на плечи один из плащей, прикрепленных к седлу. Второй аккуратно надевает на меня.

— У тебя вся спина в крови, — говорит он, стоя настолько близко ко мне, что его дыхание касается моей щеки. — Тут, конечно, привыкли к этому, но лучше меньше вопросов.

Я послушно укутываюсь в тяжелый теплый плащ, но все равно ощущаю прохладу без рук Ника.

Деревянные ступеньки крыльца скрипят под нашими ногами, когда дверь таверны распахивается, а оттуда буквально вываливается совершенно нетрезвый мужчина. Ник закрывает меня своей спиной и помогает зайти в дверь, только убедившись, что больше неожиданных “выпаданцев” не будет.

Нас встречает полутемное душноватое помещение с множеством криво сколоченных столов и табуретов, заполненное посетителями лишь на треть. В углу горит очаг, около которого сидит какой-то крупный мужчина и курит трубку. За стойкой суетится крупная рыжеволосая женщина в переднике, она окидывает Ника оценивающим взглядом и, похоже, остается довольна.

Ник подходит к ней:

— Мне нужна твоя лучшая комната. — Он кидает на стойку мешок, который со звоном приземляется на деревянную поверхность.

Она прищуривается и ухмыляется.

— Ну и гости у меня сегодня. — Женщина вытирает стойку, а мешочек практически незаметно оказывается в ее