Утренная муть ещё болталась на станции, размазывая очертания строений и составов. Но вот уже Боря Милютин начал считать медленно ползущие мимо него вагоны. Первый поезд, два тепловоза, семь вагонов, одна платформа с огнемётом. Второй поезд, два тепловоза, восемь вагонов, две платформы с огнемётами. «Блиндированные вагоны, — подумал Боря, увидев заложенные мешками окна. — Да и бронёй обшиты. Серьёзные парни. Под Кунгуром дали нашим прикурить неплохо».

Из окна одного из вагонов огненной дугой вылетел окурок. Ударился о землю и сверкнув искрой, пропал.

Ну, где же наши-то?! Боря, едва дождавшись, когда составы проедут мимо, высунул голову из кабины и посмотрел налево, в сторону артиллерийской засады.

Удар двухсотмиллиметрового снаряда с дистанции триста метров был страшен. Одним выстрелом своей пушки «Урал» опрокинул десятивагонный состав с рельс навзничь. Снаряд, просверлив железный, выложенный изнутри мешками с песком блиндаж на колёсах насквозь, со свистом пропал в полутьме. На станции Богданович, где четверть века царила тишина, раздались оглушающие лязг и грохот. Не упали только тепловозы по концам состава, но и их снесло с пути и перекосило. Грязь из огромных луж, стоявших в углублениях полотна, взлетела чёрными фонтанами. В сером мареве мартовского утра заметались языки оранжевого пламени над загоревшимися вагонами. Из них наружу полезли уцелевшие. Запахло железом и копотью. Десантные группы бросились к вылазившим из вагонов. Крики «Руки вверх!», «Оружие бросай!», барабанная дробь коротких очередей.

Второй состав резко встал. И тут же по нему влупили скорострелки и бортовые пулемёты «Фантомаса».

— Неудачно остановился, гад! — проорал оператор-наводчик. От него и соседней артбашни задний тепловоз был закрыт эстакадой и стоявшим здесь десятки лет грузовым поездом с высокими металлоконструкциями. В итоге вражеский состав дёрнулся и покатил в сторону Екатеринбурга. По нему открыли огонь пехотинцы, у чьих ног уже лежали пленные. Разведчики на нечётной горловине также принялись поливать свинцом чужие вагоны. Враг огрызнулся, из заваленных мешками окон заполыхал огонь из десятков стволов. Приподнявшийся радист дёрнулся и ничком рухнул в кабине тепловоза. Милютин глянул — голова товарища пробита, кровь и мозг на полу.

На крыше одного из вагонов откинулся набок квадратный люк. Там всплыл на треноге автоматический гранатомёт. Его очереди ударили по пехоте на путях, горящим вагонам. Стрелки залегли. Гранатомёт начал нащупывать справа от себя удаляющийся «Фантомас». Звон, треск разрывов, гулкие удары по железу разнеслись по станции. Разведчики на выходных стрелках пытались загасить гранатомётчика, но его активно прикрывали автоматным и пулемётным огнём из окон вагонов. На любую вспышку обрушивался ливень пуль. АГС начал расстрел пехотинцев и своих, из первого состава, залегших меж путей. Гранаты рвались меж рельсов, осколки рикошетили от шпал, стоящих вагонов, колёс, насыщая воздух гибелью. Милютин пытался снять гранатомётчика, но состав набирал ход, и пули проходили мимо.

Но вскоре уходящий поезд попал в сектор стрельбы четырёхстволки из кабины дизель-вагона «Фантомаса». Первая очередь ударила в метре от гранатомёта. Его стрелок тут же исчез в люке, и вовремя. Следующий поток пуль калибра 7,62 снёс АГС с места. Его подбросило и он упал, растопырился треногой в люке.

Побитый состав вырвался с Богдановича, и набрав ход, ушёл на запад, второй раз за сутки.

Примерно через час после разгрома, он прогрохотал мимо сапёров, стороживших время для подрыва своего фугаса. Борта вагонов и тепловозов измяты, пробиты скорострелками «Фантомаса».

Миновав заложенный тротил, состав сбавил ход, приближаясь к завалу. В это время рванул фугас. Вверх взлетели железо, бетон, земля. Метров на двадцать по сторонам от путей практически выкосило деревья и кусты. Обломок бетонной шпалы догнал движущийся поезд и угодил в кабину заднего тепловоза. Кусок рельса, пролетев над вагонами, сорвал торчащую крышку люка, вбил вниз гранатомёт и отскочив, воткнулся в сырую насыпь.

Состав остановился, не доехав метров триста до завала, и тут же по переднему тепловозу ударили пулемёты из леса. «Корды» и КПВТ курочили железо обшивки, высекая стальные красные искры. Тепловоз загорелся, чёрный дым солярки начал стелиться по земле, пропитанный водой воздух не давал ему подниматься вверх.

Но обстрел был недолог. Внезапно настала тишина.

— Внимание! Внимание! — заревел громкоговоритель. — Предлагаем вам сдаться! Под вашим поездом заложен мощный фугас. Если через минуту вы не выйдете, без оружия, он будет взорван! Время пошло.

В это же время над изуродованным составом прошёл «Центавр». Видимо, это тоже сказалось на принятии решения теми, кто сидел в изодранных пулями и снарядами вагонах. Они явно пришли к совершенно правильному выводу не совершать сегодня больше никаких подвигов и принялись выпрыгивать из вагонов, размахивая пустыми руками.

— А почему вы, отъехав от Богдановича, не остановились и не ушли пешком? — спросил вскоре Набоков у командира этого поезда. — Ведь тут почти семьдесят километров. Кто бы вас искал?

— Мы думали, что после ночной стрельбы из «Солнцепёков» около завала никого не будет, — понуро ответил тот. — Хотели его разобрать, пройти через Ёбург на Курган, а там на Омск вернуться. Кто ж знал, что у вас тут армия. Я считал, что партизаны обороняются после зимнего набега. Но Омск вам не взять. Сергей Иванович Хмарин свою власть ни с кем делить не хочет!

Эшелоны шли на восток. Легкие бронепоезда рыскали впереди конвоя, пролетая по всем отворотам, ответвлявшимся от Транссиба, в поисках людей. Но везде было пустынно. Несколько раз, в Тюмени, и восточнее, натыкались на недавно разрушенные, порой сгоревшие строения. На одной из станций увидели четверых повешенных.

— Это работорговцы омские постарались, — дала комментарий Львова. Она это знала точно. Вчера начальник контрразведки конвоя вернулась из Перми на оранжевом «Фантомасе». Привезла письма для участников экспедиции, указания командирам, пополнение взамен раненых и убитых в Богдановиче. Её коллеги очень плотно поработали с пленными работорговцами. Те ничего нового не рассказали. Только не советовали ехать дальше Омска. Что-то непонятное там происходило. Они два раза направляли туда свои разведпоезда, ни один не вернулся.

— А что нам те, первые пленные, про огнемёты ничего не сказали? — Набоков откинулся на спинку кресла. — И про то, что у них поездов до чёрта?

— Спрашивали, — Львова облокотилась на стол. — Они и не