реальности был еще более впечатляющим. Проход, ведущий между рядами скамей с подушками, был устлан алым ковром и вел к приподнятой сцене, за которой находился большой, как в кинотеатрах, экран. В данный момент он демонстрировал статичное изображение десятков тысяч людей, одетых в разные цвета, преимущественно красный и оранжевый, стоящих перед чем-то похожим на здание храма или дворец в Индии.

Робин не знала, были ли стены и карнизы, от которых исходило легкое сияние, украшены настоящим сусальным золотом, но их покрытие мягко отражало свет, исходящий от низко висящих стеклянных шаров со множеством лампочек, похожих на гроздья светящегося винограда. Сверху все стены были вручную раскрашены безыскусными рисунками держащихся за руки фигурок, похожих на бумажные куклы, которые Робин когда-то в детстве научила вырезать ее мама. Были изображены представители всех национальностей, и Робин вспомнился парижский Диснейленд, который она посетила в 2003 году со своим тогда еще бойфрендом, а позже мужем Мэттью, а именно — аттракцион под названием «Этот маленький мир», в котором механические баржи катались по каналам, а куклы, изображающие людей со всего мира, пели для посетителей под заранее записанную фонограмму.

Скамейки быстро заполнялись людьми, поэтому Робин скользнула на свободное место рядом с молодой чернокожей парой. Мужчина выглядел напряженным, а его девушка что-то шептала ему на ухо. Хотя Робин не могла расслышать всего, что говорила девушка, ей показалось, что она уловила слова: «Не делай поспешных выводов».

На небольшой полке, прикрепленной к скамье перед Робин, лежало несколько одинаковых брошюр, одну из которых она взяла в руки:

«Добро пожаловать во Всемирную гуманитарную церковь!

Наша миссия, Наши ценности, Наше видение»

Робин сунула брошюру в сумку, чтобы почитать позже, и огляделась по сторонам, пытаясь разглядеть Уилла Эденсора. По всему храму суетливо двигалось много симпатичных молодых служителей в оранжевых толстовках, показывающих людям места, болтающих или шутящих с посетителями, но Уилла нигде не было видно.

Заметив, что несколько прихожан смотрят вверх, Робин обратила свое внимание на потолок. Там была нарисована фреска, которая сильно отличалась по стилю от изображений кукольных человечков на стенах. Она выглядела так, словно студия Диснея выполнила заказ, предназначенный для Микеланджело. Пять гигантских фигур в развевающихся одеждах летели по разноцветному фону, и Робин пришла к выводу, что это были пять пророков, о которых Кевин Пёрбрайт написал в своем длинном электронном письме сэру Колину Эденсору.

Фигура прямо над головой Робин была темноволосой, бородатой и одетой в оранжевое. Казалось, у него шла кровь из пореза на лбу, а на одежде были пятна крови. Несомненно, это был Раненый пророк. Затем шел благожелательного вида старик с белой бородой и в синих одеждах, который держал жезл Асклепия — обвитый змеей посох: Исцеляющий пророк. Золотой пророк был изображен в виде женщины с серебряными волосами, чьи желтые одежды развевались за ее спиной, у нее было блаженное выражение лица, и она рассыпала драгоценности по земле.

Четвертым был изможденный, неулыбчивый молодой человек с темными кругами под глазами. На нем была малиновая мантия, и, к легкому ужасу Робин, на шее у него была петля, а за спиной развевалась веревка. Робин предположила, что это был Похищенный пророк, Александр Грейвс, который повесился через неделю после насильного похищения своей семьей. Ей показалось одновременно странным и зловещим, что церковь решила изобразить его с осунувшимся лицом и с орудием самоубийства на шее.

Однако именно центральная фигура привлекла больше всего внимания Робин. Меньшего роста и худощавее, чем четверо других, с длинными черными волосами, в белом одеянии, она была изображена летящей в воздухе, хотя за ней тянулись волны. Овальное лицо Утонувшего пророка отличалось суровой красотой, но, то ли из-за игры света, то ли по другой причине, в узких глазах не было радужной оболочки, они казались полностью черными.

— Ты здесь одна? — раздался голос рядом с Робин, и она вздрогнула. Молодая блондинка, которая встретила ее у двери, улыбалась ей, стоя у ее скамьи.

— Да, — сказала Робин, — моя подруга должна была пойти со мной, но у нее похмелье!

— О боже, — сказала девушка, все еще улыбаясь.

— Я знаю, это так неприятно, — сказала Робин со смехом. — Это именно она хотела сюда прийти!

Конечно, она все это спланировала: лучше не выглядеть слишком заинтересованной, слишком уж жаждущей ответов на свои вопросы; гораздо лучше, чтобы твоя одежда и сумочка стоимостью в несколько сотен фунтов сами производили соблазнительное впечатление.

— Случайностей не бывает, — сказала блондинка, лучезарно улыбаясь Робин. — Я уже научилась этому. Никаких случайностей. Ты выбрала действительно благоприятный день, чтобы прийти, если это твой первый визит. Ты поймешь, как только начнется служба.

Блондинка ушла, все еще улыбаясь, когда громкий хлопок в задней части храма возвестил о закрытии дверей. Где-то зазвенел колокол, издав один-единственный глубокий звук, и прихожане замолчали. Служители в оранжевых толстовках встали в ряд вдоль стен.

Затем, к удивлению Робин, из скрытых динамиков зазвучали первые ноты хорошо известной поп-песни «Heroes» Дэвида Боуи.

Статичное изображение на киноэкране начало двигаться, и одетые в оранжевое служители храма начали хлопать в такт и подпевать песне, как и некоторые прихожане.

На экране камера перемещалась по смеющимся людям, бросающим друг в друга разноцветные порошки, и Робин, которая достаточно долго прожила в многокультурном Лондоне, чтобы понять, что это, узнала на кадрах фестиваль Холи. Освещение в храме медленно гасло, и через минуту единственным источником света остался киноэкран, на котором радостные индусы обоих полов продолжали смеяться и гоняться друг за другом, а в воздухе летали цвета радуги, и казалось, что они танцуют под песню Боуи и олицетворяют ее текст, что каждый из них король или королева, которые в этой славной массе могли бы «победить их», кем бы те ни были…

Экран отбрасывал мерцающие разноцветные блики на лица собравшихся. Когда песня закончилась, то же самое произошло и с фильмом, который сменился статичным изображением индуистского бога Шивы, сидящего, скрестив ноги, со змеей, обвившейся вокруг его шеи, и гирляндой оранжевых цветов, свисающей с его обнаженной груди. Теперь на сцене появился яркий белый луч прожектора, на свет которого вышел мужчина, и поскольку теперь окружающая его темнота казалась такой глубокой, создавалось ощущение, что он появился из ниоткуда. Некоторые из зрителей разразились аплодисментами, включая всех радостно улыбающихся служителей, которые даже издали несколько восторженных возгласов.

Робин сразу узнала человека, оказавшегося в центре внимания: это был Джонатан Уэйс, известный своим приверженцам как «Папа Джей», основатель Всемирной гуманитарной церкви, личное появление